Владимир Фалеев - Дом моей судьбы

— Чепуха! — Александр поправил ремень, одернул гимнастерку. — Кого мы воспитываем? Голубей, что ли? Активных, деятельных. У каждого своя воля, свой темперамент, значит, разный уровень конфликтности. Если их держать за партами, общаться лишь с «духом» учеников, то можно обходиться без наказания. У нас школа-интернат. Отбой, подъем, физзарядка, умывание, завтрак. Живем по Уставу ВЛКСМ.

В спальных комнатах по десять и даже по пятнадцать человек. Что поделаешь, пока условия далеки от домашних. Оптимальным было бы по пять… Если воспитывать борца за народное счастье, то борцу нужны здоровая психика, крепкие, закаленные нервы и привычка к суровым условиям…

— Нормальное честолюбие, — в тон Александру произнес я.

— Верно! — энергично повернулся ко мне, удивляясь, что соглашаюсь с ним. — Умеренность в честолюбии и в денежных запросах не рождает никакого энтузиазма. Мы за уважение к честолюбивым. Разве Пушкин или Лермонтов были лжескромными? Ха-ха! Наше правило: не ущемлять без причины гордость, быть щедрыми на похвалы, одобрять даже малые успехи. В каждом искать какой-то талант. Ведь школа не должна работать с отходами. Все дети наши, советские. У всякого право на хорошую жизнь и на дело в жизни. Воришку, юного лентяя, донжуанчика, сплетника, хвастуна нельзя исправить, если не указать ему на какой-то добрый в нем задаток, талант. Вот в чем гвоздь! Огонек цели должен светить.

— Бахвальство — ужасный порок.

— О нет! — Александр тряхнул головой. — Меньший недостаток, чем равнодушие к похвалам и бездеятельность.

— В истории всегда существовали две крайние точки зрения на счастье, — заговорил я. — Одна — стремление к освобождению от страстей, в равнодушии, в спокойствии духа, то есть сознания, в избавлении от страданий; другая — борьба за счастье, страдание во имя избавления от страданий, к свободе для людей. Представители эвдемонизма — Сократ, Аристотель — разделили стремление на личное и на общественное. Эти дохристианские теоретики указывали на пути достижения счастья на земле, а христианские богословы показывали на загробный рай. Буржуазный гедонизм прорвал плотину запретов, смыслом жизни стало потребительство, прагматизм, утилитаризм, удовлетворение частных интересов под лозунгом экономического прогресса. Остается исчислить, выгодно ли пострадать, если получишь большой кусок. Без ответов на эту проблему и не обойтись никакому честному педагогу-коммунисту.

Александр энергично потер руки.

— Смысл жизни, говорят генетики, — приспособление к среде и приспособление среды. Мы не беремся в школе отвечать за глобальные проблемы человечества. Для нас есть коммунистический идеал. Есть цель — сформировать идеальный характер. Вот над эталоном-то мы с ребятами и бьемся. Сейчас в обыденном представлении даже учителей эталон сплетается из всяческих обрывков: гедонизма, кинизма, эвдемонизма, эпикуреизма, стоицизма и христианства.

— Счастье в борьбе…

— И все? Думаете, фраза все исчерпала? Вспомните дневник пэтэушницы Ксении Комиссаровой! Девочка записала: «Счастье в борьбе», «Счастье в семье», «Счастье в славе», «Счастье в деньгах», «Счастье в профессии», «Счастье в отсутствии несчастий»… Она собрала в кучу то, что услышала в беседе. Но она права! Ведь эти формулы не противоречат одна другой. Идеал складывается из ответов на вечные запросы личности. А если мы обнаружили двадцать три фундаментальные таинственные силы характера, то и должны быть для них идеалы. У семейной жизни — свой идеал, у труда — свой, у страха — свой, у голода — свой, у честолюбия — свой… Поэтому для всех нас есть общий идеал, а для каждого еще личная цель.

— Ксения Комиссарова хотела стать актрисой, но ошиблась, — напомнил я.

— Вся ее жизнь, как свидетельствует дневник, была проявлением лидерства в коллективе. И она выросла в хозяйственного руководителя, — быстро нашелся Половников. — Лермонтов учился сперва в университете, затем в школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Он был воином и осуществлял свою поэтическую мечту. Ребята тоже имеют запасные цели.

…После ужина вместе с группой ребят мы ходили по берегу озера, разжигали костер, пекли в нем картошку. Мальчишки дурачились, трое из них съездили на лодке к островку, оказывается, там у них стояли вязаные верши и плетенные из прутьев морды. Привезли целое ведро мелких золотистых карасей и пузатых маленьких гальянов. Намеревались варить уху, но никому не хотелось чистить рыбу.

У нас с Половниковым беседа не затихала.

— У стоиков цель — самосохранение, у эпикурейцев — уклонение от страдания, у гедонистов — удовольствия, у прагматистов — выгода, у эвдемонистов — счастье, у конфуцианцев — гуманизм, у киников — уравнительность и так далее. Вы, Саша, задались целью воспитывать активных и крепких бойцов-комсомольцев. Но как это сделать с помощью идеала Лермонтова? Помните? «Придет ли вестник избавленья Открыть мне жизни назначенье». Или: «Без сожаленья, без участья Смотреть на землю станешь ты, Где нет ни истинного счастья, Ни долговечной красоты, Где преступленья лишь до казни, Где страсти мелкой только жить; Где не умеют без боязни Ни ненавидеть, ни любить».

Александр, сидевший на корточках возле костра, вскочил, окинул взором ребят и забегал возмущенно:

— Что за ерунду вы говорите?! Разве мы берем за образец лермонтовский идеал? Да вы что! С лермонтовским идеалом не могли согласиться ни левые, ни правые! Великий князь, прочитав «Демона», сказал: «Были у нас итальянский Вельзевул, английский Люцифер, немецкий Мефистофель, теперь явился русский Демон, значит, нечистой силы прибыло. Я только никак не пойму, кто кого создал: Лермонтов ли духа зла или же дух зла — Лермонтова?» Но и Добролюбов тоже, отметив, что Лермонтов рано постиг недостатки общества, заявил: нужен поэт, который бы вложил в свою поэзию положительное начало, жизненный идеал.

Ребята зааплодировали, засмеялись, радуясь победе их учителя над заезжим спорщиком. Они подбрасывали в костер хворосту, и пламя подпрыгивало аж до самых вершин молодого сосняка.

— Знаете, что я подметил? — дружески улыбаясь, искренне радуясь общему хорошему настроению, сказал я. — Вы обнаружили в себе двадцать три или двадцать четыре ветви характера? Это интересно! Девочки отличаются от мальчиков, между ними возникает любовь. Это всякому ясно. В государстве есть брак и семья. Так вот, любая клетка нашего организма несет в себе всю программу человека. А один человек — программу государственного организма. В клетке есть хромосомы пола, и люди отличаются по полу, и в обществе есть институт семьи и брака. В клетке есть память, и у каждого человека — память, а в государстве школы для обогащения памяти. В клетке — норма реакции, у человека — совесть, у общества — нравственность…