Вильям Гиллер - Тихий тиран

— Нет. Я к нему ходила не раз и не два. И не только я — другие участковые врачи тоже. Клепанов от нас скрывался или отсылал к инспекторам. А те, в свою очередь, отфутболивали к нему. Прекрасная системочка… Такой ответ меня не устраивает, товарищ Фирсов.

— Правильно, — кивнул Фирсов, — помните детские стишки: «Завтра, завтра, не сегодня — так лентяи говорят». Вот что, товарищ Клепанов, пока работает наш актив, прошу немедленно по телефону связаться со своими сотрудниками… Они, надеюсь, на месте?

— Безусловно, я сейчас же все выясню.

— Прекрасно, а в конце совещания еще раз ответите Гараниной…

Он действительно ответил мне в конце совещания:

— Можете передать всем товарищам, что ордера для них готовы и будут выдаваться с завтрашнего дня.

— Зачем же это поручать Гараниной, — под дружный смех зала возразил Фирсов, — разве она числится у вас в штате? Будьте уж добры все сделать своими силами…

Мне полегче стало: квартиру Сидоровым дают».

«…Прочитала статью Перфилова. Впечатление после нее грустное. Перфилов во многом прав. Где же истина? Может быть, вовсе и не надо «лечить» подряд все болезни лекарствами? Вылечиваются же некоторые люди сами по себе! Не обольщаем ли мы себя и других, что в состоянии излечить все болезни латинской кухней?

Если бы мой Валерий прочитал эти строчки, он бы, наверное, с апломбом изрек: «Дорогая Ксения, ты рассуждаешь не как заслуженный врач РСФСР, а как дилетант!..»

«…Два дня отдыхала в Доме врача. Поселок в лесу, в сорока километрах от станции. Днем гуляла только одна, без «подруг» и «кавалеров». Песни распевала. Благодать-то какая!

Перечитываю (в который уж раз) «Преступление и наказание». Кажется, только теперь начинаю до конца понимать Достоевского. Очевидно, через пятнадцать — двадцать лет найду в нем еще что-то.

Однажды какой-то литературовед назвал Достоевского «гением с патологией». Сам он с патологией, только без гения. Достоевский просто не укладывается ни в какие стереотипы. Мне представляется, что Достоевский — это классический букварь, без которого невозможно вообще научиться читать душу человека, будь то русский, немец, англичанин или японец. При чем же здесь «загадочная русская душа»?»

«…Сюрприз… Получила приглашение выступить на городском совещании врачей с докладом — минут на двадцать — о лечении хронических неспецифических заболеваний легких. За последние годы у меня накопился солидный материал…

Увы, отказалась, потому что меня не хватит физически написать этот доклад: надо собрать весь материал, рассортировать, обдумать… А когда все это делать? День не резиновый. Жаль, конечно, материал-то действительно есть убедительный…»

Ксения Андреевна снова перечитала последний абзац, опять вернулась к нему:

— Что верно, то верно — есть материал… Хоть на докторскую.

И вздохнула.

Три дня после возвращения домой Слава не выходил на улицу, отлеживаясь на широкой тахте. Он поднимался с нее, только чтобы поставить на полку прочитанную книгу и взять новую, ну, и когда мать звала есть.

На другое утро после приезда Слава положил перед матерью пачку новеньких десяток:

— Возьми!.. В хозяйстве пригодятся.

— Зачем мне, Славочка? — начала отказываться Анна Ивановна. — У нас всего много, а тебе нужно одеться.

— У меня хватит… На первое обзаведение. Даже на обручальные кольца хватит.

Анна Ивановна, наблюдая за сыном, украдкой вытирала слезы: ее тревожило его постоянное молчание. Целый день, находясь вместе, они фактически не разговаривали, если не считать того, что утром сын говорил ей: «Здравствуй, мама», выходя из-за стола: «Благодарю, мама» — и, отправляясь спать: «Спокойной ночи, мама». На третий день Анна Ивановна не выдержала и попыталась завести разговор. Но он, обняв ее за плечи, мягко попросил:

— Мамуля, ты не сердись, у меня обыкновенная хандра, период акклиматизации… Дай мне побыть одному.

Кулагин-младший и сам не мог понять, что происходит с ним. Апатия, овладевшая им, настолько расслабляла, что иногда ему казалось, он давно и серьезно болен. Может быть, смертельно. И в то же самое время он мог часами, не отрываясь, читать. За три дня Слава перечитал пять томов Бунина.

Через три дня он вышел на улицу и побрел вдоль домов, жадно прислушиваясь к чужим разговорам и смеху, словно очнувшийся после глубокого обморока или только что выпущенный из тюрьмы.

Он обошел пешком почти весь город. И увидел, что за три года город стал другим — раздвинулся, обстроился, похорошел. Что-то еще присутствовало в городе, чего не было раньше. Слава пытался понять, что же именно, но не мог. А дошло как-то сразу и неожиданно: в городе появилось очень много детей. Просто какое-то нашествие детей ясельного и детсадовского возраста.

Случайно Слава оказался около редакции областной молодежной газеты «Смена». Подумав, решил зайти. Поднялся на второй этаж, пошел по коридору. Мимо него, переговариваясь и ругаясь на ходу, сновали озабоченные люди. Никто из них, разумеется, не обращал внимания на Кулагина-младшего: бородой теперь никого не удивишь.

Слава подошел к двери, на которой висела узкая табличка: «Редактор газеты В. А. Игашов», открыл ее.

— Вам кого? — спросила полная женщина, сидевшая за машинкой.

— Редактора газеты, — поколебавшись, ответил Слава.

— По какому вопросу?

— По личному!.. Он мой закадычный друг.

— Он занят.

— Ничего, я подожду.

Слава сел напротив, закинул ногу на ногу. Вообще-то он уже начал раскаиваться, что затеял эту комедию, и теперь думал лишь о том, как бы поприличней покинуть редакцию.

Женщина выдернула лист из машинки и вошла в кабинет, оставив дверь открытой.

— Валерий Александрович, в приемной вас дожидается какой-то молодой человек, — услышал Слава ее голос.

— Что ему надо?

— Не знаю. Хочет говорить только с вами.

— Все хотят говорить только со мной! — разозлился редактор. — Ладно, давайте его сюда.

Слава вошел, не дожидаясь приглашения. Навстречу шагнул худой сутуловатый мужчина.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Слава.

— Игашов, — протянул руку редактор. — Чему обязан?

— Кулагин Вячеслав. — Слава пожал протянутую ему руку. — Вы извините, блажь на меня какая-то нашла. Собственно, я к вам так… Без всякого дела…

— Хм, — сказал Игашов, — решили пожелать мне доброго дня? И на том спасибо. Все?

— Все, — облегченно кивнул Слава. — До свидания.

— Нет уж, — вдруг остановил его Игашов, — раз пришли, будьте любезны объяснить — зачем?

— А и сам не знаю, — улыбнулся Слава, — шляюсь вот по городу, наткнулся на ваш молодежный орган. Дай, думаю, пообщаюсь.

— Вы приезжий?

— В какой-то степени.