Вильям Гиллер - Тихий тиран

Игашов хотел ответить резкостью, но почему-то передумал, увял.

— Познакомься, Ксения, — вяло сказал он, делая приглашающий жест. — Это тот самый… Знаменитый Нефедов, служитель муз и граций, создатель шедевров и творец собственного успеха.

— Ну ты скажешь! — ухмыльнулся польщенный Нефедов и первым протянул Ксении большую мягкую руку.

Казалось бы, в ее жизни произошел полный переворот, который должен был найти свое отражение в дневнике, тем более что там имелись записи о событиях куда менее значительных. А Ксения Андреевна написала всего лишь две строчки:

«Живу у Валерия… Перешла работать в НИИ профессора Кулагина. Что день грядущий мне готовит?»

После разговора с Кулагиным, когда она вдруг почувствовала себя обязанной работать в НИИ, где ее практический опыт может принести большую пользу, Ксения Андреевна утром, не заходя в свой кабинет, направилась к главному врачу поликлиники.

Главврач, усадив ее перед собой, предложил «боржом». Ксения Андреевна отказалась. Она привыкла считать себя человеком прямым и поэтому начала разговор в лоб:

— Я пришла к вам, чтобы поблагодарить… В общем, сказать вам спасибо за славное ко мне отношение на протяжении всех лет.

— Э, товарищ Гаранина, — протянул главврач, — не нравится мне такое начало! Ты чего это задумала?

— Ухожу я из поликлиники, — просто ответила она.

— Понял… А куда?

— В научно-исследовательский институт профессора Кулагина.

— Так-так… — Он снова налил минеральной воды в стакан, выпил, поставил на стол. — А зачем?

— Работать, — пожала плечами Ксения Андреевна.

— Сколько же тебе там будут платить?

— Не знаю, не спрашивала…

— Постеснялась?

— Да нет, так уж вышло… Не о том мы с Кулагиным говорили…

— Ясно… О высоких материях?

— Да, пожалуй…

— Это хорошо… — Главврач побарабанил пальцами по столу. — А у н а с больных кто будет лечить? Тетя Маша-гардеробщица?

— Незаменимых людей нет.

— Это верно, — охотно подтвердил главврач, — и тебя, естественно, заменим… Только вот для этого время требуется, а у нас — больные. А ты, значит, будешь науку совершенствовать?.. Так-так… Это что же, на хирурга переквалифицируешься или как?..

— Терапевтом останусь, — усмехнулась Ксения Андреевна, чувствуя, как тревожно начинает биться сердце. Безусловно, она предвидела трудный разговор с главным врачом. Знала, что он не будет кричать, стучать кулаком по столу, требовать и стыдить. Но что разговор будет идти вот таким образом, с таким вот подтекстом…

— Я тебе как-то говорил, не мешало бы защититься… Сейчас бы гляди как хорошо получиться могло… Пришла бы в НИИ кулагинский, а в кармане — кандидатский диплом… Н-да… Зря ты не защитилась…

— Что ж вы со мной так разговариваете? — пробормотала Ксения Андреевна. — До защиты ли мне было?.. Причесаться некогда — такой наплыв больных!

— Да бог с тобой! — воскликнул главврач. — Трудно нам будет без тебя, вот я и ворчу… Как же я тебя не отпущу? Ты вон сколько лет отработала… Наверное, устала очень?

— Устала, — подтвердила она, — очень.

— Я и говорю, что устала… А другие? Кого ж вместо тебя-то? Ну ничего, придумаем… С какого числа заявление-то подписать? С сегодняшнего или две недельки отработаешь?

— Разумеется, отработаю, — поспешно согласилась Гаранина.

— Ну, и на том спасибо, а то пожалуйста, могу и подписать!

— Вы смеетесь надо мной? — вспыхнула Ксения. — Не уважаете?

— Как же, миленькая, я могу тебя не уважать, если сам характеристику писал, чтоб тебе заслуженного врача республики дали. Да и в партию тоже я рекомендовал… Выходит, оправдала ты мои надежды, Ксения Андреевна, раз тебя в НИИ берут!

Ксения Андреевна вышла из кабинета растерянная. После разговора они каждый день встречались в поликлинике, и ни разу главный не напомнил ей о нем. Иногда Гараниной казалось, что никто не знает о ее скором уходе из поликлиники. Но когда она ловила на себе любопытные, изучающие взгляды, понимала: знают. Знают и молчат. И это многозначительное молчание тяготило ее. Она даже пожалела, что не согласилась уволиться в тот же день.

Теперь, ограниченная сроком, она другими глазами видела жизнь поликлиники. Обнаружила вдруг, что два «Москвича» с надписью на кузове «Помощь на дому» уже старенькие, что вместо четырех водителей всего два: не хватает шоферов. А в регистратуре поочередно сидят врачи, потому что нет регистраторов. Оклад у регистраторов ниже, чем у санитарок. У зубного кабинета длинные очереди: молодой неопытный врач явно не справляется, не укладывается в срок…

Она многое увидела и поняла за эти две недели, многое переоценила.

По вызовам она ходила не чаще и не реже обычного, но и к больным она шла с тяжелым сердцем. Разумеется, она не говорила, что скоро передаст их другому врачу. И все же ей представлялось, что она их просто предает.

Проводы были торжественные, под марш, записанный на магнитофоне. И цветы были. В скромном красном уголке собрались все врачи, сестры и санитарки. И произносились речи и преподносились подарки. Ксения Андреевна совсем расстроилась, чуть не заплакала. Она готова была крикнуть: «Я остаюсь! Я никуда не уйду отсюда…» Но молчала, стеснительно улыбаясь.

Подсознательно она понимала, что уже не может, не имеет права нарушить праздничность этих минут. Да, да, именно праздничность, ибо, несмотря на искреннюю грусть расставания, присутствовала эта праздничность — их коллега уходила не куда-нибудь, а в научно-исследовательский институт, в НИИ. Для многих врачей 10-й поликлиники в этих трех буквах заключалось что-то необъятно-огромное, заманчивое и почти нереальное. Наверное, у некоторых из них в душе шевелилась зависть. И еще — почтительный страх: как же она осмеливается идти туда, в НИИ, где у каждого второго статьи, брошюры, монографии, ученые степени?

Но, очевидно, права была и Крупина, когда сказала: «…Понимаешь, ты для нас, если хочешь, человек с другой планеты. Ты — из обычной районной поликлиники…»

Безусловно, сотрудники НИИ тоже не родились в нем. Все они — одни больше, другие меньше — когда-то работали в районных поликлиниках и больницах, но потом это забывалось. Такова уж человеческая психология. Они и в самом деле поднимались на какую-то иную качественную ступень, работая над диссертациями, общаясь с другими учеными. Входили в другой ритм жизни. Не задавленный текучкой поликлинических будней. Разумеется, у них была и своя текучка, но, очевидно, она качественно отличалась от текучки районной поликлиники. И вот Гаранина войдет в этот мир; войдет не девочкой, а заслуженным врачом республики, но все равно — врачом районной поликлиники. Что же, наверное, действительно должно быть страшновато… И все же хорошо!