Вильям Гиллер - Тихий тиран

Во вторник Гаранина приехала в НИИ, но оказалось, что директора в институте нет.

— Как неудачно получилось, — сконфуженно сказала Галина Петровна. Ей было неудобно перед Гараниной. — Сергея Сергеевича неожиданно вызвали, он просил меня позвонить вам… Я хотела, а потом отвлеклась… Вы уж меня извините.

— Есть ли смысл его ждать? — спросила Ксения.

— Ну, разумеется, есть! — воскликнула Галина Петровна, обрадованная тем, что Гаранина не рассердилась. — Как только Сергей Сергеевич вернется, я доложу ему о вас.

Ксения Андреевна вышла из приемной директора и сразу увидела Крупину. Тамара читала объявления.

— Здравствуй, Тамара, — тихо сказала она.

— Ксения! — повернулась к ней Крупина. — Поразительно, ведь я только сегодня думала о тебе. Это уже почти телепатия! Ну, как дела с переходом? Не раздумала?

— Да вот, пришла к Кулагину, а его нет. Говорят, на консилиум вызвали… Или еще куда-то. Не знаю. Что делать, ждать или не ждать.

— Конечно, ждать… А у меня сейчас окошко. Пойдем в сад? Покурим? — предложила Крупина.

Тамара была возбуждена, словно после долгой разлуки встретила нежданно-негаданно близкого человека, с которым есть о чем поговорить.

Институтский сад было гордостью профессора Кулагина. Сергей Сергеевич, подключив все свои многочисленные знакомства, буквально «выбил» эту территорию. По плану городского строительства на большей части нынешнего сада должен был разместиться пионерский лагерь. И разумеется, директору пришлось туго в этой борьбе с горсоветом. Против него дружно встали и отдел народного образования, и горком комсомола. Дважды выносились решения в пользу пионерского лагеря, но Сергею Сергеевичу все же удалось доказать, что такое соседство просто неуместно.

По распоряжению Кулагина в саду был вырыт глубокий пруд, а в него пущены зеркальные карпы. Летом по пруду плавали утки из местного зоосада. Сад разросся; фруктовые деревья и плотный кустарник скрывали от посторонних взглядов гуляющих по его дорожкам больных.

— Прекрасный сад, — тихо сказала Гаранина, — какой-то могучий, уверенный в себе… И совсем дикий. Мне такие нравятся.

— Да, — согласилась Крупина, — сад весь в хозяина, в Кулагина. Разве не узнаешь? Что, кстати, он тебе предложил?

— Он сказал, что есть вакансия в отделении реабилитации.

— Прекрасно, — заметила Крупина, — соглашайся.

— Самое смешное, что я не представляю, как брошу поликлинику.

— Что тебя смущает?

— Многое. И возраст… Мне ведь уже сорок, Тамара. Трудно все начинать сначала… Без ученой степени… — Ксения вдруг рассмеялась. — А вообще забавно…

— Что именно?

— Профессор Кулагин дал мне путевку в жизнь, в медицину, а теперь, когда прожита почти половина ее, я снова пришла к нему… Снова в ученицы.

— Так ты училась у Сергея Сергеевича?

— Да. Но он, разумеется, об этом не помнит. А я не стала напоминать.

— Сергей Сергеевич может и не помнить, — усмехнулась Тамара. — Он такой… Он как-то сострил: «Эйнштейн не помнил ни одной формулы, в том числе и тех, что сам вывел. Спрашивает, с какой стати я должен помнить всех своих студентов? Это они обязаны меня помнить, потому что я — их профессор. Если они нуждаются в работе и она есть у меня, я их беру, при условии, что их квалификация отвечает моим требованиям…» Кстати, я тоже училась у Кулагина.

— Ты гораздо моложе меня, Тамара, — заметила Гаранина, — и уже доктор наук… И я в свое время могла стать кандидатом…

— Что же помешало? — с интересом спросила Крупина.

Гаранина ответила не сразу. Она подошла к яблоне, осторожно провела рукой по снегу, который лежал на ветке.

— Я ведь попала в медицину почти девчонкой. Сначала была санитаркой, потом работала медсестрой… Уже после окончила институт. А когда вернулась в областную больницу, на меня обратил внимание заведующий отделением… Он давно уже не работает, уехал в другой город, куда-то на Украину. Человек он знаменитый — доктор медицинских наук, профессор… Словом, однажды он предложил мне защищаться.

— Почему же ты не стала кандидатом? — Крупина пристально смотрела на Ксению.

— Отказалась я, — как-то скучно ответила та.

— Не справилась с диссертацией?

— Наверное, справилась… Если бы я не справилась, она бы не попала почти целиком в его диссертацию.

— Ах, вот оно что!..

— Откуда мне было знать все тонкости? Он сказал, что сначала я должна написать диссертацию… Когда все будет готово, он сделает так, что я сдам кандидатский минимум, прикреплюсь к кафедре медицинского института и через год стану кандидатом наук… Смешно сказать, но я была настолько наивна, что даже потом, увидев свои главы в его книге, все еще верила: они принадлежат мне и зачтутся при защите… Что же ты не смеешься, Тамара?

— Не смешно… Ну, в наши дни так нахально не крадут, будем справедливы. Словом, ты порвала с уважаемым мэтром?

— Да. Правда, перед окончательным разрывом были еще две статьи, которые я писала одна, а подписи стояли две — его и моя. Его — сверху…

— Гонорар-то хотя бы отдал?

— Весь… В деньгах он не нуждался. Знаешь, что он сказал, когда я спросила, одну фамилию ставить или две?

— Догадываюсь, — усмехнулась Крупина, — что его подпись — гарантия публикации статьи. И еще — что лично ему эти статьи не нужны, их у него целый мешок и маленькая котомка. И вообще он все делает для того, чтобы открыть молодым зеленую улицу…

Она остро взглянула на Гаранину:

— Ты должна согласиться, Ксения! Теперь я в этом убеждена. В конце концов, уйти всегда успеешь, если почувствуешь, что институт не для тебя. Попробуй свои силы. У тебя огромный практический опыт. Ты для нас как свежая кровь, пойми!..

Гаранина молчала.

«Все-таки интересно, кто такой этот Манукянц? Откуда знает Фирсова? Друзья? Разница в возрасте существенная: Фирсову чуть за сорок, а Манукянцу — далеко за шестьдесят… Впрочем, чего не бывает?..» Кулагин нервно прохаживался по кабинету, припоминая подробности разговора с первым секретарем обкома. В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул он.

И выдавил на своем лице улыбку, увидев Гаранину.

— А!.. Приветствую вас! Мне передали, что вы приходили… Садитесь, пожалуйста…

Ксения Андреевна отметила про себя, что профессор изменился. Вроде бы такой же, каким она видела его на ноябрьском вечере, и в то же время что-то в нем новое.

«Грустный он, что ли? Нет, какой-то нервный», — подумала она.

— Вы не сердитесь на меня за то, что ждать заставил? — он прижал руку к сердцу.

— Ничего страшного, — улыбнулась Гаранина, — я гуляла в вашем прекрасном саду.

— Да, сад — наша гордость… Между прочим, у нас обычай есть: каждый новый сотрудник обязан посадить дерево… Вы были в нашем саду летом?