Вячеслав Бучарский - Зеленый остров

— Ничего нам с Ленкой от тебя не нужно, — сказала Зоя, вздохнув. — А проводить я, конечно, могу, это же после работы.

Еще она могла бы добавить, что «кавалер» возражать не будет, потому что, кажется, струсил «кавалер». Но об этом она промолчала.

Ночью Зое приснился странный сон. Будто сидит она на собрании. В зале ее сверстницы и женщины постарше. В президиуме тоже только женщины. Одна за другой выходили на трибуну выступавшие. Первой была красивая, хорошо одетая брюнетка с ярким маникюром и дорогими перстнями на пальцах.

— Мне двадцать семь лет, но замужем я еще не была, — уверенным и сильным голосом начала она. — Я работаю в завкоме, дел у меня всегда по горло: оформление документов, подготовка собраний в цехах, организация соцсоревнования. А после работы — репетиции в заводском Доме культуры. Я пою в академическом хоре и участвую в спектаклях народного театра. Конечно, я с радостью вышла бы замуж, если бы встретила свободного человека, как и я, увлеченного общественной работой и самодеятельным искусством. Но, к сожалению, найти такого парня пока не удалось. Жить же с каким-нибудь диким типом, который ежедневно будет являться домой пьяным, рожать от него детей-уродов, мучиться в общей квартире, где кухня на три семьи, разрываться после работы между замоченным бельем, кухней и ревущими ребятишками — разве в этом заключается женское счастье? Простите, но мне такого счастья не надо, лучше уж я останусь вековухой, но зато буду путешествовать, испытывать высокую радость творчества и организационно-массовой работы!

Второй вышла черноглазая, грудастая, с живым улыбчивым лицом женщина в рыжем парике.

— Зарабатываю я очень неплохо. Больше двухсот в месяц выходит. Общественной работой не занимаюсь, потому что из комсомольского возраста уже выбыла, а насчет художественной самодеятельности — так у меня талантов нет. Поэтому свободного времени много, хоть скучать не приходится. Ну, например, я каждый новый фильм в кино смотрю. И в театре бываю часто, а уж в филармонии ни одного эстрадного концерта не пропущу. Вот на танцы я не хожу, потому что на танцплощадках у нас, извините, дикость и безнравственность. И вообще там одни сопляки собираются. Мы с подругами иначе обходимся. Раз-другой в месяц занимаем отдельный столик в ресторане при гостинице, пьем потихоньку сухое вино, курим, беседуем. Если подвалит кто из мужичков, не сильно пьяный и приличного вида, я соглашаюсь потанцевать. Танцую я хорошо и все модные танцы умею. А вот солидные мужчины в этом смысле плоховато выступают. Самое большее, на что способны такие — что-нибудь вроде твиста… Иногда мужчина приглашает к себе в номер в гостиницу — если он командированный. Я не отказываюсь. И до сих пор мне везло: те, у кого я оставалась на ночь, оказывались интеллигентными людьми…

Конечно, так продолжаться всю жизнь не может. Мы, женщины, быстро старимся. И все-таки я считаю, что живу лучше тех, которые хоть и выскочили замуж, да перестали следить за своей формой, потому что замотаны на работе и в домашней скукоте!

— А вот у меня есть ребенок! — начала третья, невысокая простоволосая женщина в очках. — И столько с ним забот, что, поверьте, было вовсе не до мужчин, пока я не перетащила к себе мать. Теперь стало полегче, но возраст, возраст!.. Я учительница в старших классах, преподаю химию. Показываться в ресторанах, сами понимаете, не могу. Но все же встретился мне очень хороший человек. Добрый, мягкий, очень вежливый. Но у него жена и ребенок, которых он боится оставить. А моя мама не может понять, зачем он ко мне приходит. Мы с ним любим друг друга, но сколько же муки приходится терпеть из-за этой любви!

За ней вышла на трибуну женщина яркая, в мелких белых кудрях, в дорогом платье-костюме, уже немолодая — лет сорока.

— Если женщина вовремя не выскочила замуж и муж при этом не оказался порядочным человеком, счастливой ей уже никогда не быть! — начала она. — Вот у меня уже взрослая дочь, в техникуме учится. Никогда не думала, что вырастет дочка без меня. А получилось так. Родила я ее, как часто с нами бывает, от прохвоста. Но не испугалась: ребенок есть ребенок, стала ее воспитывать. А потом полюбила еще одного негодяя. Конечно, сначала я не знала, что он негодяй. Потому что был как раз такой, как рассказывала предыдущая гражданочка: вежливый, культурный, хорошо одетый. Тоже была у него семья, но мы так сильно полюбили друг друга, что решили построить счастье на новом месте. Он оставил жену и сына, я тоже поручила матери свою девочку, и мы уехали в другой город. Несколько лет прожили в самом деле очень хорошо: он был такой заботливый и такой сильный, мужественный. И вдруг пришлось узнать, что его командировки не всегда были настоящими. То есть он говорил, что уезжает в командировку, а сам в эти дни жил у молоденькой на другом конце города. Однажды мы нос к носу встретились на улице: при этом он свою кралечку под руку держал. Так и пришлось расстаться: он сказал, что я для него уже старая и больная, не даю ему полного удовлетворения. И вот осталась я одна. Дочь меня, конечно, не любит, потому что бабушка наговорила ей всякого. Этот тип тоже забыл меня. Какое уж тут счастье!..

А потом на трибуну вышла Нина Федоровна Коршункова.

— Одинокая женщина с ребенком не о своем счастье должна думать, а о том, чтобы вести себя как полагается. Уж если случилось ошибиться в жизни, так надо же потом хотя бы вести себя прилично!.. Но что это позволяют себе отдельные безнравственные матери-одиночки, когда начинают совсем еще молодым парням кружить голову? Разве я в свое время позволяла себе такое? Нет, я терпеливо и честно воспитывала своего ребенка сама и не вешалась на шею холостым парням. Хотя, между прочим, тоже имела возможности. Поэтому хочу подчеркнуть: если уж не сумела организовать жизнь, как полагается, то надо же совесть иметь! Можно там путаться со всякими типами, это, как говорится, личное дело. Только молодого и чистого парня — не тронь! И тем более, не ссорь его с родной матерью, которая отдала ему всю, можно сказать, жизнь!

У Нины Федоровны выступили слезы, она торопливо достала платок и вот так, промокая платком обиду, сошла с трибуны.

Тут Зое самой страстно захотелось рассказать о себе все начистоту. Но подняться с места и выйти на трибуну ей не хватало решимости — так бывало с ней часто: и в школе на комсомольских собраниях, и в институте, и потом на заводе. Внутреннее напряжение росло, Зою бросало в жар, в трепет.

Она очнулась, чувствуя учащенное биение сердца. Услышала храп отца, сквозь него — спокойное посапывание Ленки; увидела тюлевую штору на окне, сетчатую ее тень, пропечатанную по потолку лиловым фонарным светом. Зоя облегченно вздохнула: во сне все это было — такое удивительное собрание.