Наум Фогель - Главный врач

У ворот Алексея встретила сестра в белом накрахмаленном халате. Она сказала, что Леонид Карпович просил пройти к нему в операционную.

Алексей последовал за ней. Девушка повела его в душевую.

— Здесь можно помыться, — сказала она, — если хотите, под душем, а нет, так вот умывальник, сейчас принесу полотенце.

Алексею даже неловко стало от такой предупредительности. Но он с удовольствием умылся, глянул на сапоги и потянулся за своей сумкой. Но сестра и тут его предупредила.

— Вот щетки и крем.

Стоя у двери, она внимательно следила, как Алексей чистит сапоги, потом убрала щетки и сказала:

— Я провожу вас, — и, не дожидаясь ответа, пошла вперед.

Не успел он переступить порог предоперационной, как санитарка мгновенно шмыгнула в соседнюю комнату, и оттуда раздался мужской голос.

— Заходите сюда, Алексей Платонович.

Сестра сняла халат, висевший у двери на вешалке, — несомненно заранее приготовленный, — и подала его Алексею. Потом так же проворно поднесла шапочку и маску.

«Вот это персонал. Вот это выправка», — не переставал удивляться Корепанов, глядя на подтянутых сестер и санитарок.

Операционная была большая, светлая. Огромное окно — во весь проем стены — чуть затемнено зеленью деревьев.

— Рассчитывал до вашего приезда закончить. Так будто назло, две срочных, — сказал, не отрываясь от работы, Бритван. Он стоял чуть расставив ноги, высокий, крепкий. Из-под расстегнутого халата виднелась широкая, бронзовая от загара, спина.

Шла операция на желчном пузыре. Алексей сразу оценил мастерство, с каким оперировал Бритван. Он работал спокойно, уверенно, так, словно делает это, по меньшей мере, в тысячный раз. Может быть, эта легкость была и нарочитой, но все равно — так обращаться с инструментом и тканями мог только настоящий хирург.

Рану зашивала ассистентка. Зашивала тоже мастерски. Шов получился ровным, почти косметическим.

— Как фамилия врача, который вам ассистировал? — спросил Корепанов, когда они вышли из операционной.

— А что, понравилось? — спросил Бритван.

— Понравилось, — признался Корепанов.

— Хирургов у нас нет, — снимая халат, сказал Бритван. — Я — один. Помогают мне сестры. Причем, по очереди. Терпеть не могу незаменимых.

Он помыл руки. Вытер их. Полотенце бросил стоявшей начеку санитарке, надел белую шелковую рубаху, накинул пиджак и пошел к двери, приглашая Корепанова:

— Пройдемте в кабинет.

Коридор был длинный, широкий, залитый светом. Сестры и санитарки, попадавшиеся навстречу, быстро сторонились, уступая дорогу. Одной из них, невысокой, худенькой, Бритван бросил на ходу:

— Приготовь нам, Наденька.

И многозначительно вскинул два пальца.

Через несколько минут девушка вошла в кабинет с подносом, на котором лежало четыре бутерброда — два с ветчиной и два с голландским сыром.

— Спасибо, Наденька, — поблагодарил Бритван.

Когда девушка вышла, он открыл шкаф, извлек оттуда бутылку коньяка, поставил на стол.

— Подкрепимся чуть-чуть, потом я покажу вам больницу, — сказал он, наливая в рюмки.

Алексей выпил, взял бутерброд с ветчиной и, рассматривая розоватые ломтики ароматного мяса, не удержался от замечания:

— А вы здесь неплохо живете! Коньяк, ветчина.

— Я ведь старожил, — без малейшего намека на рисовку сказал Бритван.

Больница Корепанову понравилась. Это была старая земская больница, добротно сделанная и хорошо сохранившаяся. Все было здесь прочно и красиво: кровати с никелированными спинками, белье подсинено и накрахмалено, тумбочки выкрашены белой корабельной краской.

Хирургическое отделение было оснащено с особой заботливостью. Здесь и кровати лучше, и мебели больше, и дорожки выглядели совсем новыми, диваны затянуты в белые чехлы.

— Чувствуется привилегированное отделение, — сказал Корепанов.

— Своя рубашка ближе к телу, — усмехнулся Бритван.

Он иногда останавливался у койки, рассказывал об особенностях того или иного случая. Он умел коротко, в нескольких словах, рассказать о больном самое главное. И это тоже понравилось Корепанову.

В одной из палат Алексей увидел Марфу Полоненкову. «Ага, вот и она», — подумал он, словно заранее надеялся встретить ее здесь.

Полоненкова была смущена. Алексей поздоровался.

— Знакомая? — спросил Бритван.

— Сбежала от нас. Перед самой операцией выписалась.

Женщина стала что-то бормотать в свое оправдание.

— Да полноте, Марфа Игнатьевна, — сказал Корепанов. — Очень хорошо, что вы все же решились на операцию. Ведь у вас такая болезнь, что без операции — беда. — А про себя думал: «Ведь вот же как получается, люди из областного центра сюда едут, за тридевять земель».

Разъяснения Бритвана он слушал уже не так внимательно и оживился только, когда подошли к постели еще молодого человека с бледным — нехорошей восковой бледностью — лицом и впалыми щеками.

— Леонов. Двадцать семь лет. Абсцесс легкого, — коротко сказал Бритван и отошел к другой постели.

На ней лежал человек лет двадцати восьми, не больше. Карие очень живые глаза его с голубыми белками блестели тем нездоровым блеском, который характерен для больных туберкулезом.

— Сенечкин. Знатный тракторист. Туберкулез правой почки, — сказал Бритван. — Вот посмотрите, как увеличена.

Он присел на край постели, внимательно ощупал больного, потом уступил место Корепанову. Алексей тоже ощупал. Почка, действительно, была увеличена и болезненна.

— Вот анализы. — Бритван быстро перелистал толстую историю болезни.

Алексей глянул на анализы. Туберкулез.

— Будем оперировать, — сказал Бритван. — Вот еще понаблюдаем немного и будем оперировать.

Уже в коридоре, когда они вышли из палаты, Алексей спросил:

— А что думаете делать с Леоновым?

— А что с ним делать? Лечим как можем. Даже абсцесс вскрыли. А что проку?

— Надо на радикальную идти. Убирать абсцесс вместе с долей легкого.

— Это куда же отправлять прикажете? — насмешливо глядя на Корепанова, спросил Бритван. — В Ленинград или в Москву? Там, говорят, оперируют.

— Не только там. И в других городах оперируют.

— Знаю, что оперируют, да только… Туда едут, а обратно не возвращаются.

— Возвращаются все же, — сказал Корепанов. — Переведите его к нам.

— Вы оперируете на легких? — удивленно спросил Бритван.

Алексей сказал, что его очень интересует легочная хирургия, что в последний год на фронте в его отделении были специальные палаты для легочных больных. Но с тех пор, как у него открылось хирургическое отделение, он сделал всего девять операций. Это, конечно, совсем немного.

— А сколько в живых осталось?

— Умерло четыре.

— Вот видите, — сказал Бритван, как будто обрадовался.