Анатолий Вахов - Пурга в ночи

Аренкау повеселел. Он попросит Агафопода и о том, чтобы Вуквуна стала веселее. С того дня, когда он привел ее из русской церкви в свою ярангу, Вуквуна никогда не улыбалась, не болтала весело, как все женщины, и даже не хвасталась перед другими, какой у нее умный и хитрый муж.

Этого Вуквуна, казалось, не замечала. Она делала в яранге все, что положено жене, но с таким безразличием, словно ее здесь и не было. Ее глаза были устремлены куда-то и не смотрели на Аренкау. Сидя в нарте, Вуквуна жадно всматривалась вдаль, собираясь увидеть Марково, церковь, колокольню. Ее далеко видно. На ней звонкие колокола. Их песню она слушала вместе с Оттыргиным.

Вуквуна вздохнула. Она никогда не сможет забыть этого юношу, такого красивого и умного. Не забыть ей, как он обрадовался, увидев ее в Марково на ярмарке. Расставаясь, они договорились встретиться следующим утром у церкви. Но Вуквуна против своего желания стала женой жирного и старого Аренкау, и он ее увез.

Может быть, юноша не рассердился на нее и все еще помнит? Она придет к церкви, послушает колокола. Может быть, в этот момент и Оттыргин, где бы он ни находился, услышит звон и вспомнит о Вуквуне.

А может, он в Марково…

Олени побежали быстрее, и, упряжка, объехав черный мысок леска, оказалась перед Марково. Вуквуна с волнением смотрела на церковь. Она так хотела остановиться около нее, но Аренкау свернул к берегу, Анадыря, переехал реку и направился к складу Свенсона.

Нарты выехали на окраину Марково. В облике поселка появилось что-то новое, незнакомое. Новое — это многолюдье, оживленные лица людей, их громкие голоса. То и дело до Аренкау доносился смех. Он подумал, что в Марково раньше времени открылась ярмарка или же какой-нибудь русский праздник. Но почему тогда не стучит колокол на церкви?

У склада Мартинсона толпились люди, тут же стояли собачьи и оленьи упряжки. Из помещения носили и грузили ящики с кирпичным чаем, мешки с мукой, крупой, ящики со спичками. Аренкау наметанным глазом определил количество товара. Одной муки было погружено больше тридцати пудов. Аренкау забеспокоился. Кому же так много продал товару Мартинсон?

Аренкау окружили, но он подошел к складу. Оттуда вышел Гэматагин. Чукча согнулся под тюком и, чуть покачиваясь, брел к одной из свободных нарт. Аренкау вошел в склад важно и неторопливо, как и подобало солидному торговцу, компаньону Мартинсона. Но где же сам американец?

Аренкау поискал его глазами. Всюду были незнакомые люди. Товары отпускал Чекмарев. Аренкау недоумевал. Вахтер государственного продовольственного склада, в котором уже давно не было товаров, торгует у американца. Не зная, что делать, он вышел из склада и столкнулся с возвращавшимся Гэматагиным. Тот тяжело отдувался. Увидев Аренкау, он от удивления покачал головой.

— Где Мартинсон?

— Лес пилит.

— Чего болтаешь? Какой лес?

— Новые начальники заставили американца деревья пилить, — начал объяснять Гэматагин, но Аренкау потребовал:

— Где Мартинсон? Веди меня к нему!

Гэматагину не хотелось идти с Аренкау, но он не смог ему отказать и повел от склада в сторону церкви. Чем больше слушал его Аренкау, тем больше росло его удивление и тревога. Странные перемены наступили в Марково, и они не нравились Аренкау. Он еще не все уяснил из путаного сообщения Гэматагина, но вполне достаточно для того, чтобы понять, что эти перемены пагубно отразились на Мартинсоне и других коммерсантах, а следовательно, могут коснуться и его.

Аренкау нашел американца у школы. Вместе с Микаэлой он пилил бревно, а ее муж Джо колол чурбаки. Видно, работали они уже не первый день. У школы возвышалась большая поленница свеженаколотых и аккуратно сложенных дров. Лица у американцев были злые. Аренкау удивился тому, что Мартинсон не обрадовался его приезду. Он хмуро пробормотал:

— Какой черт тебя принес сейчас?

— Я привез много пушнины, — начал хвастать Аренкау, но Мартинсон грубо оборвал:

— Потом расскажешь. — И обернулся к Микаэле: — Я пойду обедать.

— Как мне сказать комиссару, если он придет? — спросила с насмешкой Микаэла. — Гость приехал и вы ушли на банкет?

— Как хотите, — огрызнулся Мартинсон и быстро отвел Аренкау от супругов, которые подозрительно следили за Аренкау и Мартинсоном.

— Сейчас же уезжай к себе в стойбище, дальше на север! — потребовал Мартинсон от Аренкау, когда тот рассказал о своей торговле. — И все увози.

— Зачем? — недоумевал Аренкау.

Без переводчика они плохо понимали друг друга. Мартинсон повел Аренкау к Агафоподу. Подходя к дому попа, они услышали его могучий голос и треньканье балалайки.

Агафопод лежал на кровати одетый и с увлечением играл на балалайке.

Увидев гостей, он сел на кровать, все еще держа в руках балалайку. Вид у него был заспанный. Накануне Агафопод изрядно выпил и сейчас томился от жажде опохмелиться. Выйти из домика он не мог. Матушка, чтобы он не напился и не осрамился перед новой властью, унесла из дому его теплую одежду.

— Толмач нужен, — обрадованно констатировал Агафопод и, отбросив балалайку на постель, пригладил огромными ладонями всклокоченные волосы и бороду и предупредил: — Плату вином приму.

Мартинсон пообещал. Агафопод с большим рвением взялся за обязанности переводчика. Теперь Аренкау понял все и перепутался. Бежать, бежать из Марково, а то и его постигнет несчастье. Агафопод ради озорства еще сильнее сгущал краски. Он был недоволен новой властью и считал себя больше всех обиженным.

Когда в Марково из Усть-Белой приехал каюр с письмом от Маклярена, в котором тот рассказывал о приезде большевиков и последовавших за этим событиях, Мартинсон сразу же познакомил с ним коммерсантов. Черепахин немедленно уехал из Марково, захватив с собой деньги и ценности, оставив склад на попечение жены.

Американские коммерсанты решили, что большевики не посмеют обидеть иностранных подданных. Каково же было их разочарование, когда общее собрание марковцев, созванное приехавшими большевиками, национализировало их товары, а самих принудило к общественным работам. С них взяли подписку, что они не будут подрывать советскую власть агитацией и слухами, а «при неисполнении сей подписки согласны принять все меры наказания, предвиденные революционным трибуналом…».

Агафоподу было запрещено рассказывать ученикам о священном писании, и, кроме того, из церкви в школу была забрана переносная железная печка. Агафопод попытался за нее получить у Совета плату вином, но над ним посмеялись, и он стал считать себя жертвой «узурпаторов богом установленной власти». Маклярен через Агафопода просил Аренкау: