Анатолий Вахов - Пламя над тундрой

Мандриков пробрался каким-то переулком на Светланскую улицу. Несмотря на поздний час и непогоду, на ней было многолюдно. Звеня и громыхая, проходили трамваи, проезжали извозчики. Подковы звонко клевали гранитную брусчатку мостовой.

Мандриков вскочил на подножку трамвая, вошел на заднюю площадку и бросил быстрый взгляд через плечо. Нет, никто следом не бежит. Михаил Сергеевич облегченно перевел дыхание и, стряхнув накидку от капель дождя, прошел в вагон. Несколько пассажиров подремывали на жестких деревянных диванах. Два молодых колчаковских офицера о чем-то говорили вполголоса и часто закатывались смехом. На Мандрикова никто не обратил внимания. Он купил билет и сел за офицерами, прислушался. Один из них громко шептал:

— Представь себе, Серж, выходит баронесса, а на ней лишь… — офицер понизил голос, что-то добавил. Его товарищ захихикал.

— Не может быть.

— Благородное слово! — Ну, а потом всю эту ванну шампанского выпили. Черпали ее же туфельками! Знаешь, на манер древнерусских ковшей. Полковник первый начал…

Мандриков доехал до центра города. Тротуары были запружены народом. Михаил Сергеевич выпрыгнул из трамвая и смешался с толпой. Мимо него и рядом с ним шли люди, разговаривали, пересмеиваясь, споря. Было много иностранных офицеров.

Мандриков свернул на Алеутскую улицу и неторопливо повернул к «Иллюзиону». Не успел он сделать и двух шагов, как кто-то рядом сказал:

— Прошу прощения.

Мандриков обернулся и обомлел. Перед ним стоял колчаковский офицер. Михаил Сергеевич до боли в ладони сжал в кармане браунинг, готовый в любой момент выстрелить. Но внешне Мандриков был спокоен. Он неторопливо ответил:

— Чем могу служить?

— Спички, знаете, вышли!

«Дам прикурить, — лихорадочно думал Мандриков, — а сзади нападут, свяжут». Он невольно оглянулся. Колчаковец это истолковал по-своему:

— Торговцы разбежались… дождь…

Только Сейчас Мандриков увидел, что офицер пьян. Он отдал ему коробок спичек и смешался с толпой. С волнением, с огромным беспокойством за Новикова подходил Мандриков к месту встречи. Его самого больше никто не останавливал, не обращал на него внимания. Да и кому придет в голову, что разыскиваемый контрразведкой большевик Мандриков разгуливает по городу, в самом его центре.

Михаил Сергеевич вышел к «Иллюзиону», но около него не увидел Новикова. Тревожно стало на сердце: «Ушел ли Николай Федорович от колчаковцев?» Мандриков прохаживался по улицам и время от времени возвращался к месту встречи. Прошло больше часа, а Новиков не появлялся. Ждать дальше становилось опасно, и он вернулся в центр города. Как назло, ни одного надежного адреса, ни одной явки. Он прошел мимо гостиницы и подумал: «Вот где, пожалуй, более всего безопасно провести ночь. В таких местах едва ли меня будут искать. Но рисковать нельзя».

Михаил Сергеевич не знал, что предпринять. Отсидеться на вокзале? Бродить всю ночь по городу? Одинаково опасно. Идти в какую-нибудь китайскую харчевню? Слишком будешь выделяться костюмом. Так в раздумье Мандриков шел по Алеутской улице среди уже редеющих потоков прохожих.

Опыт говорил, что надо держаться людных мест, где меньше заметен, где можно затеряться. Скоро пришла усталость. Сказывались волнение и тревога за Новикова. Где же все-таки провести ночь? Нельзя идти и к знакомым. После неудачи в Голубинке колчаковцы ринутся по всем адресам его знакомых, друзей. Мандриков вошел в полосу желтого света, падавшего на тротуар, и невольно поднял глаза. Свет падал из широко раскрытой двери ресторана «Золотой Рог» и от его вывески, что огненными буквами рассыпалась по карнизу. Из дверей тянуло теплом, приятным ароматом тонких блюд. Слышалась музыка. У подъезда стояло несколько автомобилей. Лакированные дверцы и капоты машин блестели от дождя. Мимо Мандрикова из только что подъехавшего автомобиля вышли двое офицеров с дамами. «Американцы», — увидел форму офицеров Михаил Сергеевич и решительно двинулся за ними. «Здесь едва ли колчаковцы осмелятся проверять документы».

Широкая каменная лестница, застеленная темно-бордовым ковром, вела на второй этаж, заставленный пальмами в кадках. На площадке его остановил женский шепот:

— Добрый вечер. Я свободна…

Он увидел прижавшуюся к позолоченной стене молодую, лет двадцати пяти, женщину, одетую в вечернее скромное, но со вкусом сшитое платье. Оно хорошо облегало стройную, несколько полную фигуру. Широкополая шляпа скрывала верхнюю часть лица. Из полумрака лишь поблескивали глаза. Губы были в меру накрашены. В руках, затянутых в черные, по локоть, перчатки, женщина держала вышитую бисером сумочку. Тонкая под золото цепочка обхватывала красивую шею и исчезала в декольте. Женщина казалась строгой дамой из богатого дома, но выражение больших продолговатых глаз безошибочно говорило о ее профессии. Взгляд у всех этих женщин одинаков. Мандриков уже хотел пройти мимо и поднял руку, чтобы жестом отказаться от предложения женщины, как у него появилась мысль, принесшая облегчение.

— Не поужинаете ли со мной? — вежливо спросил Мандриков, и женщина, улыбнувшись, шагнула к нему:

— С большим удовольствием.

Поддерживая под руку неожиданную спутницу, Михаил Сергеевич думал: «Так даже лучше. Один человек всегда на себя больше обращает внимания». Он негромко спросил:

— Как вас величать разрешите?

— Нина, — женщина снизу посмотрела в лицо Мандрикову и нерешительно добавила: — Нина Георгиевна…

Мандриков в вестибюле сдал свою накидку, а Нина Георгиевна — шляпу, и Михаил Сергеевич теперь мог рассмотреть приятное, но со следами усталости лицо женщины. Она под внимательным взглядом Мандрикова несколько смутилась и направилась в зал. Он последовал за ней. В зале, затянутом голубоватым дымком папирос и сигар, между столиков сновали, изгибаясь по-кошачьи, официанты. Стоял гул голосов, хлопали пробки шампанского. За дальним столиком кто-то крикнул: — За Русь Великую!

Мандриков быстро осмотрел зал и попросил подошедшего метрдотеля устроить отдельный кабинет. Пожилой мужчина с рыхлым лицом, метнув взгляд на спутницу Мандрикова, понимающе улыбнулся и повел их по крутой лестнице на антресоли.

Кабинет выходил одной стороной в общий зал. Мандриков сел так, что, оставаясь снизу незамеченным, сам мог видеть почти весь зал. Там блестели золотом погоны, драгоценности на дамах. Хрустальная большая люстра заливала зал светом.

Нина Георгиевна сидела напротив Мандрикова, положив сумочку на стол. Без шляпы Нина Георгиевна была еще миловиднее. Ее каштановые волосы, собранные на затылке в пышный узел, курчавились. Маленькие уши были открыты. Их украшали длинные серьги с синеватыми камешками. «Слишком крикливы», — подумал Мандриков. При ярком свете Михаил Сергеевич заметил, что слой пудры уже не мог скрыть ранние морщинки у рта и на шее.