Анатолий Вахов - Пламя над тундрой

— Это верно, — согласился человек. — Я вот еду, а у самого сердце ноет. Что там, в Анадырском уезде, найду. За все готов взяться, лишь бы детишек и жинку прокормить.

Они познакомились. Рыбин Василий Николаевич разговорился, обрадованный, что у него есть собеседник и попутчик. Он даже привел Мандрикова в трюм, где на нарах третьего класса сидела его жена, малокровная маленькая женщина. К ней прижались два мальчика-близнеца.

Михаил Сергеевич пожалел, что ему нечем угостить малышей, В трюме был густой зловонный воздух. Пассажиры лежали вповалку. Назойливо пиликала гармошка. Слабый желтый свет запыленных лампочек едва освещал трюм. Мандриков с гневом подумал: «Скот и то в лучших условиях возят».

С разболевшейся головой ушел Мандриков от Рыбина. Товарищей он застал встревоженными.

— Мы опасались, уж не случилась ли с тобой беда, — сказал Новиков и пошутил: — Что-то загулял. Не с певичкой ли?

— Был в трюме, — раздеваясь, говорил. Михаил Сергеевич. Голос его звучал глухо. — Сплошное издевательство над людьми. Там дети, а дышать нечем.

Мандриков рассказал о своем знакомстве с Рыбиным и попросил у Новикова для него табака:

— Завтра вновь встретимся.

— Ошибку допускаешь, — сухо сказал Август. — Ты не должен до Ново-Мариинска с кем-либо говорить. Ты же не знаешь этого Рыбина.

— Видел бы ты его и его семью, — рассердился Михаил Сергеевич, — так не играл бы в конспирацию там, где она не нужна!

— У нас есть задание, и мы не имеем права им рисковать, — спокойно заметил Берзин.

— Да поймите, — горячился Мандриков, — это наш человек, рабочий, шахтер. Ты бы видел, как он меня слушал…

Они заспорили. Николай Федорович едва успокоил товарищей и сказал Мандрикову:

— Надо осторожней быть в нашем деле. — И, повернувшись к Берзину: — Пойдем-ка на палубу, тебе ветерок нужен, а то лицо, как лимон.

Берзин послушно последовал за Новиковым. Он был сердит за легкомыслие Мандрикова и не скрывал этого от товарищей.

Оставшись один, Михаил Сергеевич увидел на ящике полпачки табаку: Новиков оставил для Рыбина. «Какие все-таки у меня хорошие товарищи», — подумал Мандриков, и ему стало неловко за спор с Берзиным, за то, что он скрыл от товарищей свою встречу с Ниной Георгиевной…

…Ветреным ненастным утром «Томск» пришвартовался к причалу Петропавловска. Мандриков и его спутники проснулись от наступившей тишины. Машина не работала, и как-то странно было в первые минуты не ощущать легкого ритмичного содрогания переборок палубы, коек. В иллюминатор вяло лился жидкий серый свет. Мандриков выглянул в иллюминатор, но ничего не мог рассмотреть, кроме осклизлых зеленоватых бревен причала. Дождь с шорохом рябил воду, потянуло сыростью.

— Осень, — подумал Мандриков с легкой грустью и обернулся на скрип отворяемой двери. В каюту входил со своей неизменной улыбкой Иван-кочегар:

— Почетный караул на причале не выстроен. Я надеюсь, что вы не будете особенно недовольны невниманием к вам хозяев города?

— Неужто на пирсе нет колчаковцев? — удивился Новиков и потер жесткими ладонями заспанное лицо.

— Они не получили телеграммы о вашем прибытии, — засмеялся матрос и предложил: — Верхняя палуба прибрана для вашей прогулки.

— Не опасно? — Берзин занимался гимнастикой, к чему никак не мог приучить Мандрикова.

Иван сделал успокоительный жест и прищелкнул языком:

— Водонепроницаемые переборки у нас исправные. Ни один беляк незаметно не просочится.

— Пошли, — позвал товарищей Мандриков, одеваясь.

Мокрая палуба встретила их гамом. Высадка пассажиров и выгрузка багажа были в самом разгаре, Хотя до отхода «Томска» было еще далеко, люди торопились скорее сойти на берег и толкались, нервничали, У трапа образовалась свалка. Ругань, детский плач, высокие женские раздражительные голоса висели в воздухе. Низкое взлохмаченное небо нудно сеяло холодный осенний дождик, Порывы ветра бросали его в лицо, зашвыривали за ворот. Петропавловск выглядел унылым. Домики, казалось, как птицы под дождем, сердито нахохлились. Прижавшись к склонам сопок, они как бы исподлобья смотрели на бухту, на стоящие в ней торговые пароходы, на японские миноносцы, американский легкий крейсер, чилийские китобойцы.

Мандриков с Новиковым неторопливо прохаживались по противоположному от причала борту «Томска». Берзин Держался чуть поодаль. Вдруг у причала появился колчаковский патруль. За ним следил матрос Иван, чтобы в случае опасности предупредить товарищей. Солдаты и офицеры или встречали знакомых, или просто из любопытства пришли к «Томску» в надежде узнать какую-нибудь новость из Владивостока.

Августа от непогоды стало знобить, и он ушел с палубы.

Шум на пароходе постепенно стихал. По трапу сходили последние пассажиры. Новых, направляющихся в Ново-Мариинск, не было. Мандриков и Новиков, порядком продрогшие и проголодавшиеся, собирались вернуться в каюту, как заметили подъехавший крытый экипаж, запряженный двумя лошадьми. Из экипажа, остановившегося у самого трапа, вышел высокий человек в клетчатом сером плаще и военной фуражке. В руках у него был портфель. Сопровождал его колчаковский подполковник.

Они поднялись по трапу, их встретил капитан и проводил в салон. Мандриков и Новиков переглянулись.

— Какое-то начальство, — пробурчал Новиков, и они тревожно подумали: «Не к ним ли относится этот визит?»

Через несколько минут в салон прошел Громов, но в то же время ни на пароходе, ни на пристани не было заметно приготовлений к обыску, и это несколько успокаивало. Да и Иван не выказывал беспокойства и по-прежнему мок под дождем у трапа.

Мандриков и Новиков продолжали находиться на палубе, не спуская глаз с салона. Как им хотелось знать, о чем там идет разговор…

Войдя в салон, Громов увидел стоявшего посередине необыкновенно высокого худощавого человека в офицерском кителе, но без погон. Его лицо было бледным и нервным.

— Червлянский, — представился он, протягивая костлявую руку.

— Очень рад, — ответил Громов управляющему Камчатской областью, которому он должен был подчиняться, и с интересом рассматривал его. Генерал Розанов говорил мне, что вы более подробно осветите положение в Анадырском уезде…

— Вы едете, господин Громов, в очень спокойный край, — заговорил Червлянский. Он сел за стол, положив перед собой сплетенные пальцы рук: — Там за порядком следило местное самоуправление из порядочных людей — коммерсантов, офицеров. Конечно, и там есть смутьяны, всякий сброд. Ну, вы-то знаете, как с такими людьми поступать. Потверже, пожестче…

— Кто у вас начальник милиции, — вмешался в разговор молчавший до сих пор спутник Червлянского, дородный подполковник с холеным лицом.