Фёдор Пудалов - Лоцман кембрийского моря

— Может быть, переждем день? Пожар пробежит…

— Задерживаться не будем, — сказал Василий.

Женя бросился догонять Лидию.

— Правее, Лидия Максимовну. Надо пройти над ветром.

— Почему над ветром? Ведь это значит идти под огонь?

— А если пойдем под ветер, попадем под дым.

— Правильно, я не подумала. В русских былинах и сказках пойдешь направо — жизнь потеряешь; пойдешь налево — коня потеряешь. Но нам с тобой еще хуже: пойдем направо — сгорим, налево — угорим.

— Лучше направо, — сказал Женя.

— Почему это лучше? Не понимаю.

— Дышать будем. И может быть, только обгорим. — Женя подумал и добавил: — Если ночевать будем на Эргежее.

— Если пройдем до вечера двадцать пять километров тайгой, по топям, где опытные люди проходят пять километров в день, — сказала Лидия и скомандовала себе: — Лидуша! Вперед!

Женя засмеялся и посмотрел на нее с восхищением.

Лидия держала направление по компасу, но Женя сказал, что по компасу они придут не к вечеру, а к утру. Препятствия отнимают больше времени у путника, чем расстояние. Компас ведет прямо на препятствия, которые тропа обходит.

Он нашел тропу и спокойно пошел по ней.

— Но ведь это чуть ли не в обратную сторону, Женя! — воскликнула Лидия.

— Это на Эргежей, к Шаманскому источнику.

Она покорилась.

Тропа была бесконечно извилистая, и Лидия перестала взглядывать на компас. Она больше не могла удерживать направление при бесконечных поворотах и заворотах. Самое возмутительное было то, что при этом хватало предостаточно и топей, и валежника, и лесной гнили. Тропа завела в болото.

«Ты мечтала о земле, по которой будут топать твои ноги — получи, Лидуша. Геология — вся в твоих ногах. Господи! Но для чего это геологии?»

Женя с шестом в руке мужественно разведывал дно тропы, входил в грязь по колена, затем до живота. Лидия шла за ним, сжав губы. Но, выйдя из болота с отвратительным ощущением грязи на всем теле, она с дрожью в голосе спросила:

— Больше этого не будет, Женя?

— Вся дорога такая, до Эргежея.

— Так для чего же мы кружим? Не лучше ли пойти напрямик?

— Напрямик хуже.

— И засуха не берет здесь! Что за несчастье!

Она знала из книг, что таковы все водоразделы в этой части Якутии: болота и мари на болотах, и провальные окна — бадараны, и несохнущие топи. Но в книгах все это как-то… легче.

Как остроумно путешественник Булычев в 1856 году назвал якутские пути сообщения: земноводные тропы!

— Это хорошая тропа, не очень топкая. Но, может быть, есть еще лучшая, — говорил Женя.

Он обождал, пока Лидия выбралась из кучи полусгнившего валежника и отряхнулась.

— После того, что я пожил в Сибири, не знаю в лесу, куда идти! Отец смеется надо мной: «Как русский без дороги».

— Но ты отлично ведешь меня, Женя.

— Нет, плохо… Вот вторая тропа.

Он остановился и с огорчением сказал:

— Не знаю, которая тропа лучше.

— Постарайся вспомнить, Женя! Это очень важно. Ты давно здесь не был?

— Я все помню. Я никогда здесь не был.

— Женя! Ты говорил, что знаешь насквозь каждое болотце в этой местности и не пройдешь здесь только ночью!

— Я говорю правду: знаю каждое болотце. Почему я не пройду ночью? Потому что сам не был здесь.

— И не знаешь поэтому дороги!

— Знаю дорогу.

— Но ты же не был здесь?!

— Мой отец ходил.

— Поздравляю. Значит, отец знает дорогу. А ты при чем?

— Я же его сын.

— О господи!.. Мой отец доктор, но я никого не лечу! — сказала она с раздражением.

— Почему, Лидия Максимовна? Если бы мой отец был доктор, я бы лечил. О!.. Но, конечно, ваши братья лечат?

— Даже братья не лечили бы… если бы они у меня были.

— Разве их отец не научил бы?

— И не подумал бы.

Женя не утерпел и скрыто осудил отца Лидии:

— Василия Игнатьевича отец научил лоцманить.

— Я пошутила, Женя, мой отец агроном. — Но агрономических советов она ведь тоже не подает. — Разве отец должен научить своих детей всему, что он сам умеет?

— Дочерей мать учит, — сказал Женя. — Для этого у человека есть отец, мать и предки. Один человек не может узнать все дороги ногами. Он узнает головой.

— Ты знаешь все дороги, по которым ходили твои предки? — спросила Лидия насмешливо.

— Конечно, знаю. Я еще очень мало сам видел, но я могу пройти по следам предков. Предки не могли видеть Кузнецкстроя, где я работал. Мои дети будут знать еще больше, чем я знаю!

— Потому что они прибавят свои следы к следам предков, о которых они узнают на словах?

— Конечно. В книгах вы узнаёте тоже на словах, — сказал Женя, отражая жало ее вопроса.

— В книгах слова лежат крепче. Можно прочитать несколько раз.

— Зачем несколько раз? Вы говорите один раз, и я буду всегда помнить.

— Ну, расскажи, какая дорога впереди.

— Мы шли березами, — сказал Женя. — Теперь идем кочкарником. После будут березы вместе с ольхой. Одна большая ольха там росла. Возле нее можно посидеть на сухой кочке в июле…

— А если ольха сгорела?

— Кочка не сгорела.

— И ты узнаешь кочку среди кочек?

— Это же легко! На этой кочке растет такая трава, не знаю по-русски как называется. Она не росла на соседних кочках десять лет назад.

— А теперь она разрослась на всех кочках!

— Все равно узнаю. След после пожара остался. От большой ольхи тоже осталось что-нибудь. Потом, дальше, маленькое болото, но очень глубокое.

— А до Эргежея много осталось? — спросила она, тоскуя.

— Много.

— Почему ты не знал, которая тропа лучше?

— Потому что не было другой тропы раньше. Новая тропа.

— Значит, ты не виноват.

— Я очень виноват: я сам увидел новую тропу и не понял ее.

— Ты видел начало тропы и не мог угадать, какая она будет дальше.

— Я должен был понять. Мой отец понял бы. Он всегда понимает.

Кочкарник окончился. Они вошли в худосочный лес. Низкорослые березы смешались с ольхой. На месте, где росла большая ольха, осталась лысинка, и одна кочка выделялась побольше других. Трава на ней высохла. Лидия присела и мысленно сказала себе: «Жены огляделись и начали плакать».

Незабываемые слова из Сениной тетрадки — описание первого приюта русских жильцов — блуждали в голове.

«Жены огляделись и начали плакать. Видят: земля с водой перемешана божьим попущеньем. При самом сотворении мира бог попустился этой земли, не стал отделять воду — и вода не вся собралась в свои места, и суша на Индигирке явилась не вся сухая. Хлеба на ней не будет. Русскому хлебу и зябко здесь, не возрастает. Чем будем жить? Зело было горько…»

— Ты останешься жить в Алексеевке, Женя?

— Хотел бы еще попробовать в городе.

— Твой отец угадывает дорогу в лесу, потому что прожил всю жизнь в полудиких условиях. Любой олень обладает еще лучшим угадыванием, чем твой отец.