Фёдор Пудалов - Лоцман кембрийского моря

— Думаешь найти Русское жило? — заговорил Савва.

Женя промолчал.

— Не доверяешь? А я зла не держу против вас.

— Ты думаешь, мы хотим сварить живыми твоих родичей в тас-хаяке, — сказал Женя насмешливо.

— Это Николай думал. Теперь чего уж поминать его дурость. А я знаю. Четыре года живу на советской Руси.

— Ты против Вани зло имеешь.

— Не держу зла. Николай за Ваней охотился и на меня замахивался… Мог ночью я сам убить Николая в дыму, в тайге. Бог разберет нас, а я в Ване разобрался, хотя и молчит: золото и в земле светит.

Ваня сидел спиной к ним, как будто и не слушал. Но палка в его руках замедлила свою деятельность, выдав интерес к последним словам Саввы.

— Николай не убил же тебя насмерть.

— Замах хуже удара, — сказал Савва и, помолчав, спросил: — Кто это сказал о берестах вашему Сене?

— Николай Иванович рассказывал вашу историю… А что, так трудно уйти Сене из Русского жила? — быстро спросил Женя и затаил дыхание.

Савва помолчал — ему нелегко было разломать великую древнюю тайну, хранимую триста лет.

— Есть лаз потайной.

Савва замолчал, и Женя ждал, не нарушив его молчания. Савва долго боролся с собой.

— Так вот. Растет малец — чей ни сын, все равно, — мой отец присматривает, хорошо ли растет малец. Потому что мой отец ноне началовож — ну, как председатель. Видит, растет парень-богатырь и вырос на восемнадцать лет, женить пора. Такому отец открывает лаз да велит вылазить в русский мир, добывать невесту.

— Своих не хватает?

— Как тебе сказать… Хватило бы. Так заведено. А человеку слабому отец не говорит про лаз, велит невесту брать из русских жиличек.

— Почему же так?

— Трудный лаз. Слабому не вернуться этим лазом самому, не одолеть. А еще и бабу втащить… Он останется в Миру. А ведь он тайну вынес. Не удержит. И к нам пришли бы вороги.

Помолчали. Женя спросил:

— Теперь ты куда подашься, Савватей Иванович?

— Домой пойду.

— Где твой дом?

— Дома мой дом, — сердито сказал Савва.

— В Русском жиле?

— Стало известно.

Женя овладел собой.

— Значит, сыскал невесту, Савватей Иванович?

— Было, сыскал, — нехотя сказал Савва.

— Потащишь?

— Ошибка, — сказал Савва и поглядел в сторону Буотомы. — То он венчается, а мне не чается… Ему бог дал, а мне посулил.

— Возьми другую девку, — сказал Алексей Никифорович сочувственно.

— Совет хорош, когда его спрашивают, — проворчал Савва и жалобно вдруг вскричал: — Так ведь и мой язык — не лопата!

— Твой язык — не лопата? — озадачился Женя.

— Ну, да уж знает, что горько, что сладко.

Разговор застрял. Тогда Ваня сказал, не оборачиваясь:

— На обрыве я сидел.

Все мгновенно поняли эти странные слова и от неожиданности продолжали молчать. Мысль остановилась и у Жени перед этими необыкновенными словами. На обрыве сидел… У нависшей лиственницы над Полной?.. В дыму бородатое лицо, в шапке! Всклокоченная борода, окутанная дымом, кудлатая шапка… Ваня? Нет!

— Говори, не тяни душу, людомор! — хрипло сказал Савва.

— Алексей Никифорович знает! — сказал Ваня и окончательно занялся костром.

— Объясни, аминми! — взмолился Женя, назвав отца по-эвенкийски: «мой отец», и в гневе обругал друга: — Следовало бы отрезать язык, если он тебе лишний!

— Зря, напрасно ругаешь, — заговорил Алексей Никифорович. — Савва не поверил бы Ване раньше, теперь поймет. Они были двое в тайге — третьего не было.

— Ваня путает, — сказал Женя взволнованно. — Ами, ты же сам тоже видел: большую бороду и шапку!..

— Мокрый мох под носом и на голове. Все угорели, как пьяные.

— Кто же поджег тайгу?

— Солнце. И люди. Савва тоже.

— Не было брата Николая на Полной?.. — Савва дошел до осознания удивительного факта. — Не батя — Ваня меня побил на Маягас-Тахе?

На этот раз Женя не успел охранить — Савва вынес Ваню из палатки, подняв на руки, как ребенка. Но Женя схватил бердану и буквально выбросился за ними. Алексей Никифорович остался на месте и взял свою трубку.

Ваня мужественно молчал, как подобает мужчине, попавшему в позорный плен. Савва целовал его, как маленького, и весело спрашивал, предусмотрительно захватив его страшные кулаки:

— Ну, так как — пойдете за Сеней?

— Экспедицию проводим и сходим, — хладнокровно ответил Женя, пряча бердану за спиной.

— Ладно. За мной пойдете.

— Ты поведешь? — радостно воскликнул Женя.

Савва бережно поставил наземь измятого, задыхающегося Ваню и задумался.

— В Русском жиле чужие из Миру званы в гости знаешь как? Мимо нас почаще!.. Ладно, доберемся — там разберемся.

— Савватей Иванович! Тогда рассчитывай на Верных товарищей — всю жизнь!

— Верю, — сказал Савва. — Дружба богата, как земля.

Уважаемый Василий Игнатьевич!

Из Якутска мы полетели над Леной. Я узнал, что с вылетом не спешили оттого, что в низовьях Лена еще не освободилась от льда. Василий Игнатьевич, я видел берег Лены, сложенный из угля. Его ломают и прямо грузят на баржу и сплавляют к Ледовитому морю для кораблей Северного морского пути.

Летим — а я смотрю в окошечко и пишу в блокноте.

О таком путешествии я не мечтал. Лена — это целая страна безлюдных островов. Справа на востоке видна высокая снежная стена Верхоянского хребта.

Выйдя к морю, мы сдали почту. Из Тикси мы полетели над морем на восток и садились возле факторий и крохотных поселков. Мы сдавали литературу. В одном месте охотники просили покатать и предлагали уйму мехов. Но летчики боятся расходовать бензин. Мы можем здорово сесть, если не хватит бензина.

Я услышал интересный разговор обо мне. Они говорили между собой, что я доживу до зимы, а зимой пропаду без меховой одежды. Больше об этом не говорили, и я вспомнил мнение помощника, что смелый должен платить проигрыш головой. Может быть, я и соглашусь платить головой за Берестяную Сказку? Но зачем зимовать в драповом пальто? Разве мыслимо, чтобы люди дали человеку замерзнуть?

Утром мы опять сели возле какой-то фактории, где собрались охотники. Они опять упрашивали покатать. Пилот катал троих якутов минут пять, и они отдали кучу мехов, из которых летчики взяли себе всего несколько малых шкурок, а полный зимний наряд отдали мне. Я опишу этот наряд в следующем письме, потому что на описание уйдет целое письмо.

По дороге мы взяли бензин.

Мы летим не одни над морем, но мы летим под самыми облаками. А внизу, почти над волнами, или это кажется сверху, летят дикие гуси и дикие утки. Они закрывают крыльями поверхность моря. Темно-зеленые волны просвечивают сквозь белое кружево крыльев. Над всем морем летят живые кружева. Василий Игнатьевич, я хотел сосчитать число стай, но не сумел.