Фёдор Пудалов - Лоцман кембрийского моря

Несколько часов спустя люди вселились в темный и холодный трюм, отделявший их от ледяной воды всего доской. Бородач сумел заставить толпу внести на баржу багаж экспедиции и выгородить для геологов лучшее место — на середине.

Глухую тьму в трюме вызвездило мерцающими папиросами-самокрутками, и оттого темнота стала еще слепее.

Ворчание реки наполнило трюм. Баржа пошла.

— Урр-ра Зырр-рянову-у! — закричала Таня, стуча зубами.

И четыреста человек во тьме прокричали глухо, но охотно:

— Ура!

И стучали зубами.

Водолей встал на работу.

К ночи буксиры прибили баржу к берегу. Все население поспешно выбралось из плавучего погреба. Несколько сот человек кинулись в крутизну горного берега наперегонки собирать древесную падаль.

Почти немедленно стали загораться костры, но лишь в немногих местах слышен был топор. Владельцы этого инструмента неожиданно приобрели очень важное значение и уже не развязывали свои мешочки с провизией, снисходили к чужому угощению, а сами растягивали огненную линию подлиннее, чтобы привлечь ночлежников побольше. Костер был частной собственностью, и тот, кто не имел топора, должен был купить себе место у чужого костра, чтобы попить кипятку: немного тепла и продление жизни.

Под утро берег посветлел раньше неба. Люди с ругательствами или стонами вытряхивались из пухлого снега и, с трудом разогнувшись, шли на баржу. Снег продолжал падать.

Снег накрыл баржу и накапливался на льдинках, густо заселявших реку; они разрастались на бегу.

Тайга на горах помертвела и притихла. Мегафон с буксира велел пассажирам на барже сбросить снег с палубы, чтобы не тащить лишнюю тяжесть. Плавание возобновилось.

Окоченевшая Таня в отчаянии спросила:

— Но как мы сюда попали, Лида?..

— Я сама не знаю, — устало сказала Лидия.

Четвертая ночь застала их у голого, безлесного берега.

— Ну, давай ночь делить, — провозгласил бородач, — кому больше достанется.

Люди остались на барже, зарылись во все пожитки и все-таки спали, а под их боками, под настилом, хлюпала вода и водолей во тьме выплескивал. Это были привычные к невзгоде люди.

Удушливая и вонючая морозная сырость лишала дыхания. Лидия ушла бы на палубу, если бы не боялась. Под утро она услышала шепотный разговор:

— Друг, эй! Запрягать пора.

Она узнала поразительный голос, усмиривший буйную толпу в Усть-Куте. Бородач говорил, может быть, во сне? Но кто-то проснулся.

— А?.. Кого запрягать?

— Людей.

— Сбежали? — яростно спросил разбуженный Зырянов.

— «Повстанец».

Оба замолчали. Потом Зырянов сказал:

— Теперь «Верхоленец» побежит. Одному ему не вытянуть.

У Лидии застыло сердце.

— Нипочем одному «Верхоленцу». Одно, как ты говорил: запрягаться самим.

— Самим тут не пройти, — сказал Зырянов, — щеки [12] Щеками на сибирских реках называют отвесные скалы на берегах. не пропустят.

— Промазали, — сказал бородач. — Был капитан «Верхоленца» в руках, когда он на берег сходил. Подержали бы его до Жигалова, никуда бы не ушли оба.

— Василий Игнатьевич, — тихо позвала Лидия.

Собеседники замолчали.

— Я могу поговорить с капитаном «Верхоленца».

Зырянов зажег спичку. Бородач могучей рукой поднял люк. Они вышли на свежий мороз и вдохнули его, как жизнь.

В незаметном рассвете стал проявляться корпус «Верхоленца». Буксир менял очертания и как будто приближался к барже, зеленый огонек двигался.

— Хочет взять канат, — тихо сказал Зырянов.

Лидия дрожала от холода. Бородач внезапно заорал на всю реку, и воздух дрогнул между гор:

— Эй! На «Верхоленце»!

— Что надо?

— Капитана давай!

— Со мной говори, — сказал мегафон.

— Как звать тебя? — быстро спросил бородач, обернувшись к Лидии.

Бородач закричал так необычайно гулко, что капитан должен был проснуться, если он спал в недрах буксира.

— Боярышня Лидия свет Максимовна с капитаном побеседовать желают!.. Пускай подойдет, — зашептал он, — и ты беседуй, Лида, беседуй! А я с ним справлюсь, как повар с картошкой.

Буксир стал приближаться, и мегафон заговорил другим голосом:

— Лидия Максимовна? Здравствуйте. Кто там на палубе, кроме вас?

— Два товарища. Здравствуйте, Николай Алексеевич.

— Скажите им, чтобы не двигались с места, когда вы будете переходить, — быстро проговорил мегафон, — буду стрелять.

— Смышленый, — свободно сказал бородач и засмеялся.

— Не трогайте его, — сказала Лидия.

— Да отсохни мои рукава…

Буксир принял Лидию на борт. Николай Алексеевич по ее просьбе допустил также Зырянова. Буксир сейчас же отошел от обреченной баржи. Лидия снова почувствовала холод этой обреченности. Капитан буксира знал, что четыреста человек должны бороться за жизнь.

— Я не знал, что вы на барже, — сказал Николай Алексеевич.

— Мы вас не осуждаем, если вы ничего не можете сделать.

— Без «Повстанца» я один не вытяну.

— Правительство рискнуло обоими буксирами, — сказал Зырянов. — В Жигалове вы должны вмерзнуть.

— И прощай мой «Верхоленец», — сказал капитан буксира.

— Вы имеете право и даже обязаны идти поэтому до конца.

— Я и шел до конца. Без «Повстанца» я не могу идти.

— Мы заменим «Повстанца», — сказал Василий, Николай Алексеевич взглянул без выражения.

— Каждому легче унести на себе свои пожитки, чем тянуть баржу.

— А багаж экспедиции? Погибнет. Это обойдется государству дороже нового буксира.

— На обоих берегах есть щеки, — сказал капитан, — нет сквозного прохода лямщикам.

— У вас хватит каната на оба берега? — спросил Зырянов. — Там, где один берег непроходим, будем перебрасываться на другой берег.

— А там, где оба непроходимы? — спросил Николай Алексеевич и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Это правда, что вы нашли нефть на Полной, товарищ Зырянов?

— Правда, — сказал Зырянов. — Я за это голову положу.

— Он за это голову положит, — сказала Лидия, пытаясь улыбнуться, — это правда. Мы собрали большие коллекции, которые имеют важное научное значение и будут изучаться в Москве.

Николай Алексеевич думал. Лидия и Василий молча ждали.

— Сейчас высылайте лямщиков на правый берег. Потом на левый.

Они вышли на посветлевшую палубу.

— Дайте ему мегафон, — сказал Николай Алексеевич помощнику. — Подайте команду отсюда, — сказал он Зырянову.

Василий поднял трубу и повернулся к барже. На палубе стояло все ее население, и все глаза устремлены были в эту минуту на Зырянова.

Он опустил трубу.

— Пока я не в их руках, они не поверят моим приказам и не исполнят их.

— Как только я подойду к барже, они утопят буксир, — сказал Николай Алексеевич усмехаясь.