Фёдор Пудалов - Лоцман кембрийского моря

Василий успел еще заметить, что обе лодки вытащены на берег. Савватей и еще четверо уносили куда-то ящики и мешки.

Приблизившееся облако потянуло на себя все глаза.

Головы откинулись, движение толпы замедлилось. Все остановились. Григорий Иванович в волнении выпустил локоть Зырянова.

Облако низко волочилось. Оно было тяжелое, мокрое. Уже видно было, как оно начало проливаться. Толпа молчала почти благоговейно. Облако надвигалось на безлесную, разогретую солнцем равнину Черендея, но вдруг оно стало подниматься, подобрало рыхлый живот и взлетело, подброшенное мощным толчком теплого воздуха.

Толпа застонала.

— Вот как хочешь, — грустно сказал председатель сельсовета, — а у нас надо закрывать поля лесом от солнца, иначе сами поля прогоняют дождь, и главное — чем сильнее засуха, тем скорее прогоняют.

Погрустневшие граждане проводили Зырянова до дверей домика эвенкийской кооперации.

Но даже в эти дни таких тревожных весенних предзнаменований приезд экспедиции был событием чрезвычайным в Черендее и возбудил волнение почти праздничное.

После обеда Лидия ходила в школу и беседовала со школьниками. Ни на одну минуту ее и Зырянова не оставляли одних, и она не могла поговорить о Сене. Вечером Василий в клубе сделал доклад о разведке нефти на Лене. Граждане задавали вопросы и не хотели расходиться. Молодежь потребовала, чтобы родители освободили место для танцев. «Чудо» сияло.

Матвей Ильич пригласил Василия и Лидию посидеть в комнатке партийною комитета.

Все были довольны, разговор шел хороший. Лидия почувствовала, однако, за всей благорасположенностью у людей какую-то скрытую озабоченность. Это не относилось к Василию. Это была дальняя тревога. Дальняя и большая.

Слушали Василия, а он, конечно, не замечал летевшее к полночи время и с жаром говорил. Лидия смотрела на него в упор, и наконец он замолчал, догадался.

— Ну, давайте рассказывать сны, — сказал председатель совета.

Василий удивленно взглянул.

— Что подумают о нас москвичи? — сказал Матвей Ильич, усмехаясь.

— Москвичи тоже сочувствуют, беспокоятся о нашем урожае. — Председатель совета вздохнул. — Не видится.

— Весь день в бумагу смотришь, оттого и не видится тебе, — осудительно сказал директор Затона. — Я вот видел сон хороший. Солнце мочилось сквозь облачко. Прямо в Лену.

Председатель выслушал со вниманием и сказал:

— Еще?

— Мало, — сказал директор мукомольного завода.

— Я что-то видел и забыл, — сказал начальник почтово-телеграфного отделения и зевнул.

Вздохнул украдкой и Матвей Ильич.

— Извиняюсь, — обратился председатель совета к Лидии, — вы что-нибудь видели во сне по дороге от Витима?

— Они из другого климата, — сказал заведующий школой.

— Бросьте, ребята, — сказал Матвей Ильич, — москвичи засмеют нас.

— Я никогда не вижу снов, — сказал Василий.

— Ну-у? — Председатель сельсовета немного оживился. — И в Москве не видишь?

— Всю жизнь.

— Значит, сегодняшнюю ночь первый раз в жизни увидите сны, — сказал директор Затона и подмигнул всем.

— Благодаря чему? — спросил Василий.

— Благодаря гостеприимству Кулакова, — сказал заведующий школой.

— Я думаю, — сказал председатель сельсовета, оживляясь, — может быть, из всех якутов Григорий Иваныч один сберег почетную постелю для гостей. — И спросил: — Перед сильным дождем вы видите все-таки?

— Никогда не видел ни одного сна, — сказал Василий.

— Кажется, я догадалась, — сказала Лидия. — Это такая примета?

— Народ дождя просит, — сказал Матвей Ильич, обращаясь к Лидии, — на все приметы кидается, вы правильно поняли. Григорий Иваныч, не позволяйте своих гостей мучить. Отдыхать им надо.

— А эта примета может иметь научное основание, — сказала Лидия, заинтересованная. — Известно, что животные предчувствуют изменения погоды. И человеческий организм во сне ближе к природе, когда он освобождается от контроля сознания…

— Вот и я это говорю! — воскликнул заведующий клубом. — А они смеются, говорят: тебя надо из партии исключить за суеверия…

В доме Кулакова Лидия спросила:

— Где Савватей Иванович?

— Спит. Сейчас я все налажу, — сказал Григорий Иванович и вышел из маленькой столовой в другую комнату.

— Лидия, вы слышали, что Сеня крикнул из багажника?

— Слышала.

— Я не доверяю Савватею.

— Товарищ Зырянова, вы можете идти отдыхать, — сказал Григорий Иванович, входя.

— Товарищ Цветаева, — поспешно поправил Василий.

Григорий Иванович в смущении смотрел вслед ей.

Жена Григория Ивановича зажгла свечу в честь гостьи и отвела Лидию в крохотную комнатку. Ласково посмотрела и сочувственно улыбнулась:

— Поругались?

— Кто с кем? — вежливо спросила Лидия.

— С мужиком?

Лидия поняла и покраснела.

— Не пускаешь к себе?.. А постель-то какая!

— Он мне не муж!.. — Почему-то ей стало удивительно стыдно, что он ей не муж.

И женщина смутилась, как-то даже испугалась, повторила за Лидией непонятливо, не то строго:

— Не муж!.. Так как же, девка ты или как?

— Девка, — прошептала Лидия в отчаянной растерянности перед незнакомой, невежественной, некультурной женщиной, якуткой. «Почему я отвечаю на ее вопрос?.. Почему я перед нею оправдываюсь?.. Я неправа?.. Но почему перед этой якуткой?»

Якутка внимательно оглядела ее, задерживая взгляд, как ни один мужчина еще не посмел.

— Как же ты не люба ему?

И Лидия загорелась вся под ее взглядом и трепетно ждала. Якутка сделала решительный вывод:

— Люба. Не останешься девкой с ним в тайге. Слышь, завтра тащи его к Гаврильеву.

— К Гаврильеву?.. — в непонятном страхе спросила Лидия.

— В сельсовет. А я сейчас велю ему идти к тебе.

— Не надо! — Лидия схватила женщину за руки, взмолясь, испытывая стремительное чувство изнеможения своей воли.

За час до отъезда в Москве спросил — побледнел: «По дороге на вокзал, может, заскочим в загс?..» — «Это новое в геологических экспедициях, я не слыхала. Теперь коллекторов регистрируют в загсе? — Сдерживая дыхание, непримиримо: — Вместо разрешения у мамы?..»

Он сказал только одно слово: «Поехали».

И все будет, как решит эта женщина вместо мамы за восемь тысяч километров от Москвы. Если она не сжалится над Лидой…

— Как хошь.

Ушла.

Лидия подошла к окошечку, распахнула настежь. Лицо, наверно, никогда не перестанет гореть. Будет уличать Лидию всю жизнь перед всеми.

Огонек затрепетал от дуновения из окошечка. Подсвечник со свечой хозяйка оставила на полочке, заменявшей стол в этой комнатушечке. Лидия подошла к белой раскрытой узкой постели и провела пальцами по свежим простыням. После иркутской гостиницы она не раздевалась.