Николай Боков - Смута новейшего времени, или Удивительные похождения Вани Чмотанова

Однажды «Чудесница» сломалась. Вахтеры стояли трезвые и злые, и наивному обогащению Вани пришел конец.

— Что-то у тебя, как у бабы, раздуло! — сказал вахтер, ткнув Ваню в непомерный бюст. Вмятина от кулака так и осталась.

— Это мускульная масса! Я спортсмен! — холодея, успел прокричать студент, но с него сорвали уже пальто и потрошили разорванную рубаху. Выбрали дрожжей 74 килограмма 250 граммов и бублик. Бублик вызвал особое негодование суда и публики.

— Мало народных дрожжей подсудимому! — гремел прокурор. — Ему бублички подавай! Работать — его нет, а на сладкое тянет! — Обвинитель с возмущением тыкал пальцем в бублик, подшитый к делу в качестве вещественного доказательства.

Главным отягчающим обстоятельством было другое. Судей поразило то, что до неприличия походил Ваня на молодого Владимира Ульянова. Все видели татаро-монгольский разрез глаз, скулы, пушистые рыжие ресницы, — удивительный образ того, великого, который пошел другим путем [4] Согласно широко распространённой в коммунистические времена официальной легенде, 17-летний Владимир Ульянов, узнав о казни ( через повешение) своего старшего брата Александра (1866-1887), осужденного по обвинению в подготовке цареубийства — покушения на жизнь российского императора Александра III Миротворца — воскликнул: «А мы пойдём другим путём!» По толкованию советскими пропагандистами-интерпретаторами, смысл этой якобы произнесённой молодым Ульяновым фразы состоял в том, что он изначально отверг для себя и своих соратников по будущей пролетарской революции метод индивидуального террора, который исповедовали террористы-народовольцы, в том числе и его старший брат. Вне зависимости от того, была ли в действительности произнесена эта фраза или нет, будущее показало, что Ульянов-Ленин и его приспешники действительно пошли другим путём: после захвата власти в России в 1917 г. они взяли на вооружение метод террора массового. так далеко. Этого сходства Чмотанову простить не могли, хотя никто не высказал вслух и намека; да никто себе и не сознался. Ваня получил десять лет.

В лагере Ваня прошел свои университеты.

На ноябрьские праздники с его помощью приготовляли живую картину: строили из смолистых досок подобие броневика, взамен рваного ватника Ване выдавали из реквизита культурно-воспитательной части [5] КВЧ — советская тюремно-лагерная аббревиатура от: «Культурно-воспитательная часть». В обязанности лагерной КВЧ в числе прочих мер, направленных на «перевоспитание и исправление» осужденных, входило устройство их досуга, например, создание силами заключённых непрофессиональных театров, репертуар которых должен был состоять исключительно из пропагандистско-патриотических пьес. старомодное пальто и кепи, и ставили на дощатую башню, приказав вытянуть руку в сторону полей и лесов за проволокой. Развевался кумач, прожектор с ближней вышки выхватывал вдохновенное лицо Вани-Ильича; администрация запевала любимые песни вождя.

Профессиональные воры добродушно, но тихо гоготали, подталкивая друг друга, а по окончании торжества обучали Ваню своим наукам. Искреннее восхищение соратников по бараку вызывали его пальцы: длинные, стройные, с выпуклыми миндалевидными ногтями.

— Хорошо работать будет, Ваня. С такими пальчиками пояс снять и одеть — не заметят. Не то, что бублик!

Чмотанов вышел через половину срока, но снова попался: зацепился ногой за паркет, вынув бумажник у посла одной иностранной державы, когда тот любовался в Третьяковке драгоценной иконой.

Итак, февральским днем 197… года Ваня работал напротив Кремля, — стоит только перейти Красную площадь, — в густых очередях ГУМа [6] В послевоенные годы антисоветски настроенная часть населения СССР называла его «страной победившего дефицита». В условиях тотального отсутствия самых обыденных вещей — например, шампуня или туалетной бумаги — люди были вынуждены постоянно изворачиваться, чтобы как-то добывать необходимые товары. Важнейшими понятиями в жизни подавляющего большинства советских людей были термины «блат», «достать», «схватить», «урвать», «дают», «выбросили» и т. п. За любым дефицитным товаром, который время от времени «выбрасывали» на прилавки больших промтоварных магазинов в столице или иных крупных городах СССР, особенно если 91 товар был иностранного (импортного) происхождения, мгновенно выстраивались километровые очереди. Соответственно, такие очереди представляли собой поистине идеальное место для работы воров- карманников, орудовавших в них под видом озабоченных покупателей. . В знаменитом универмаге неожиданно выбросили импортные подтяжки, и собралась чудовищная толпа, захваченная единственной страстью: дойти до прилавка и купить свою пару небесного цвета с блестящими стальными зажимами. Ваня вынул тринадцать бумажников и решил устроить обеденный перерыв. Ел он долго, не торопясь, в ресторане на верхнем этаже гостиницы «Москва». Затем Ваня вышел пройтись и был привлечен огромной очередью, тянувшейся из Александровского сада. Чмотанов побродил, подыскивая клиента, но публика двигалась небогатая, лучше сказать, бедная. Он 34 продвинулся вперед по очереди и поработал с попавшимся прибалтом. И спохватился: слишком уж близко он пододвинулся к гранитному ступенчатому кубу, и выйти сейчас — значило привлечь к себе ненужное, да и опасное, внимание. Мысленно выругавшись, Ваня побрел со всеми.

— Подожмемся к черте! — командовал старшина милиции. — Строго по два! Строго по два! — Ваня поежился. «Точно в санпропускник идем», — огорчился он.

— Правее подожмемся!

Прямым углом очередь повернула к дверям мавзолея и сняла шапки. Граждане тихо вошли в полумрак, откашлялись и спускались вниз.

— Не отстаем! Не останавливаемся! Строго по два! — Негромко предупреждал офицер с голубой повязкой на рукаве. Пройдя два пролета, Ваня повернул направо и стал подыматься по лестнице. Розовый свет лился из стеклянного ящика, сверху громоздилась чугунная пирамидка, повторяющая очертаниями мавзолей. Стеклянные боковины украшали гербы и флаги литого чугуна. Внутри в красноватом свете лежал Он. Невольно замедляли шаги граждане, но офицеры молчаливо оттесняли подальше от гранитного барьера к стене, торопили проходить и делали знаки друг другу, поднимая два пальца.

…Он лежал в темно-оливковом френче, в той же позе и с тем же выражением брезгливой усталости, с каким его застала смерть.

— Скорее пройдем! — бормотала охрана.

«Человек двенадцать стерегут, не меньше», — подумал Ваня. Выходя наверх по лестнице, он заметил шторки и желтые латунные двери. Отделившись от потока посетителей, почти бегом поднимавшихся наверх, потрясенных не столько образом Его и пережитыми чувствами, сколько молниеносностью посещения, Ваня шагнул за шторку и в стал там, никем не замеченный. Он еще не понял, зачем ему это понадобилось. На всякий случай проверил, заметят ли. Не заметили. Ваня быстро вышел и смешался со всеми.