Константин Губаревич - Анютина дорога

— А ты все же поклянись...

— Клянусь Христом-богом и святым духом...

— Аминь.— Старуха дала поцеловать старосте икону, после повернула его спиной к себе и развязала руки.

Староста долго растирал затекшие кисти. Начал развязывать свои ноги.

— А на ноги у нас не было уговору!— запротестовала старуха.

— Не было, а теперь будет,— спокойно сказал староста, глянул на старуху узкими щелочками налитых злобой глаз...

...Фельдшер с детьми спешит к пристани, спешит, потому что где-то за поворотом реки виден дымок пароходной трубы.

Но спешит не только фельдшер, во весь опор мчится в бричке староста, яростно нахлестывая лошаденку... Ему во что бы то ни стало надо опередить прибытие парохода.

Небольшой речной пароходик пришвартовался к причалу, взял на борт человек пять или шесть, в том числе и фельдшера с детьми, и отчалил от берега как раз в тот момент, когда запаренный староста осадил коня у пристани. Опоздал. И самое обидное —всего-то не намного...

Фельдшер с палубы, однако, заметил, когда староста подъехал к пристани. Детям он ничего не сказал, но в душе затаил острую тревогу.

Следующая остановка парохода в Запольске, а на пристани есть телефон, и староста, конечно же, сообщит в запольскую комендатуру...

Опасения оправдались. Когда пароходик начал пришвартовываться к пристани, фельдшер заметил на причале полицая и трех немцев. Им явно не терпелось скорее взойти на палубу. Как только был подан трап, немцы оттеснили от него выходивших. Один из них стал у трапа, чтобы не пускать на пароход и с парохода, двое других с Булаем поспешили на палубу... Пассажиров мало — несколько женщин, так что не трудно обнаружить среди них человека в брезентовом плаще с капюшоном — примету, которую сообщил староста по телефону с пристани.

— Ферчал?— сразу приступил к делу Булай, взяв фельдшера за отворот плаща.

— Да, а что?

— Где дети?

— Какие?— удивленно спросил фельдшер, вроде бы не поняв вопроса.

— Брось дурочку валять! Говори — где?!

— Никаких детей я не знаю, вы меня спутали с кем-то...

Немцы тем временем обшарили кубрики, трюм, корму и все закоулки парохода. Вернулись с пустыми руками к Булаю, когда тот уже свалил с ног фельдшера и продолжал допрашивать его, пиная сапогом в бок.

Фельдшер только стонал, прикрывая руками лицо и голову.

...Пароход продолжал рейс после того, как Булай еще сам обшарил его сверху донизу и окончательно убедился, что детей нет. Но надеялся развязать язык фельдшеру. Повел его, избитого, в комендатуру, чтобы там продолжить допрос.

После отбытия парохода на пристани осталось несколько больших корзин с помидорами. Двое солдат-заготовителей, сгрузивших корзины с палубы, поджидали, видимо, машину, которая должна была прибыть за грузом. Они сидели молча в сторонке, посасывая сигареты.

В одной из корзин вдруг зашевелились помидоры. Из них вынырнула голова Янки... Он огляделся по сторонам, прислушался... Вроде бы никого нет поблизости... Янка предельно тихо и осторожно вылез из корзины, подполз к рядом стоящим.

— Лена...— позвал полушепотом. В другой корзине тоже зашевелились помидоры, и показалась голова Лены.

Янка помог ей без лишнего шума выбраться. Побежали в направлении окраинных домов городишка в надежде спрятаться там где-нибудь.

Но несколько помидоров все же, упав из корзины, покатились под уклон, к ногам сидевших солдат. Те насторожились, а когда увидели убегавших детей, поняли — их искали на пароходе.

Один солдат бросился вдогонку, другой побежал на пристань к телефону...

...Янка и Лена вбежали в переулок, нырнули в огород, выскочили в другом конце на улочку, наткнувшись на детей.

— Ребята...— обратился Янка к мальчишкам, задыхаясь от бега.— Спрячьте нас, за нами немцы гонятся!..

Секундная пауза. Дети растерянно смотрели на Янку и Лену.

— Пошли!..— приказал наконец один из мальчуганов.

Он пересек улицу.

Янка и Лена — за ним.

Все трое вошли в маленький тихий дворик.

В углу к кирпичной стене пристроен дровяной сарай. Дверь заперта на висячий замок. Мальчуган вынул ключ из кармана, открыл дверь.

Внутри сарая аккуратно сложенные поленницы, козлы для пилки дров, у стены — куча хвороста.

Мальчуган быстро раскидал хворост. Под ним оказался неширокий лаз.

— Сюда...— коротко бросил мальчишка и юркнул в лаз. Янка — за ним, Лена — за Янкой.

Все трое один за другим выползли в другой сарай, чуть побольше и посветлее.

В нем сидела, вжавшись в угол, худенькая босая девочка лет десяти. Она выбежала из своего укрытия навстречу.

— Леша, кого немчы ловят на уличе?— спросила, заметно шепелявя.

— Их...— коротко ответил Лешка.

— Ой!..— то ли с испугом, то ли с восхищением ойкнула девочка. Посмотрела широко раскрытыми глазами на Янку и Лену.

— Вот что, Нюша, проводи их к Вовке в подвал. Пусть посидят там до вечера.

Нюша, Янка и Лена выскользнули из подворотни сарая. Отогнув доску, пролезли в дырку забора.

— Это вы недавно вжорвали жележную дорогу?— спросила Нюша своих спутников, уползая с ними по огородной канавке.

— Какую железную дорогу?— удивился Янка.

— Мне Леша ражкаживал...

— Ничего мы не взрывали, выдумываешь ты много!

— Жнаю, жнаю, партижаны вшегда шкрывают, мне Леша говорил.

Поползли дальше. Любопытство Нюши все возрастало.

— А девочка тоже дорогу вжрывала? Я никому не шкажу, чешное шлово!

— Сто раз тебе говорил,— никакой дороги мы не взрывали!

— Партижаны никогда не рашкажывают, я жнаю...

...В городишке повальная облава. Хватают всех детей, загоняя их во двор комендатуры. Солдаты шарят не только в домах, но и на чердаках, в сараях, в поленницах, в погребах, в сене, кустах, в картофельной ботве... Городок оглашается плачем женщин, детей...

Матери и бабушки бегут к комендатуре, объятые горем и тревогой... Никто не знает, зачем и почему хватают и уводят детей, что с ними будет?..

...В слабо освещенном подвале Янка и Лена крепко спали, зарывшись в солому.

В потайном лазу показалась голова Нюши:

— Вштавайте, шкорей вштавайте!..

Янка подхватился и подполз к Нюше.

— Идите жа мной, тут шкоро будут ишкать... Я переведу ваш в другое мешто...

Янка растолкал Лену, схватил ее за ручку и увлек к лазу. Нюша тем временем подалась из лаза, освобождая дорогу Янке, но она и ойкнуть не успела, как чья-то рука крепко закрыла ей рот, а другая перехватила девочку поперек, подняла над землей. Другой немец то же самое сделал с Янкой, который, ничего не подозревая, выползал следом...

А Лена тем более ничего не знала,— она сама вылезла и очутилась перед двумя немцами...

...Двор комендатуры, переполненный плачущими детьми. Сейчас отсюда уже выпускают. Но только мальчишек. Девочек оттесняют.