Петр Петров - Крутые перевалы

Василий торопился выдохнуть последние слова и, стиснув руку директора, сбежал с палубы на берег.

Ошеломленный Яхонтов ухватился за канат в том месте, где только что держался Василий. Непонятное чувство зашевелилось в груди директора. Как тучи из-за леса, перед ним проплывали воспоминания недалеких зимних дней, полных тревоги и скрытой ревности.

«Да, лучше ему ехать», — думал он.

Выпал глубокий снег. Жизнь в Боровом как-то сразу приняла другой характер. Отмывшись в бане, драгеры бродили по квартирам, дымили в клубе и конторе нестерпимой махоркой и мешали работать спешившим с отчетностью служащим. Часть сезонников собиралась уже выезжать на зимовку в подтаежные деревни, где надеялась получить наиболее дешевое содержание.

Вечером в Покров было открытое партсобрание, на которое пришли почти все жители центрального прииска.

Первый доклад делал Яхонтов. Доклад разделялся на три части. Сначала директор сообщил о всех известных итогах работы и быстро перешел к снабжению приисков на зимний период, а затем неожиданно сообщил план будущей грандиозной работы, выразив в нем мысль Василия о приобретении драг калифорнийского типа и разведывательных буров.

— Эта идея принадлежит уважаемому нашему товарищу и руководителю Василию Прохоровичу, — так закончил директор.

В речи Яхонтова не было красок: зато не было и лишних слов. Может быть, поэтому она и была убедительно понятной и близкой приискателям. Старых драгеров не удивляли цифры, и сумма добытого золота, и новые проекты, но доклад вызвал горячие прения.

Последним говорил Вихлястый. Жестикулируя длинными руками, он пискливо выкрикивал:

— Там драги, здесь драги, а и где же рудник?! И где наша Баяхта? Дайте знику [5] Свободу действий. , и рудник засыплет ваши драги золотом. Теперь мы учены… Дайте знику Баяхте… Да я ухо дам под нож, если рудник напрок не попоит драги! Вы голову здесь оставили, а ноги на Баяхту послали. Дайте нам инженеров и руководителя, навроде Васьки!

— Да у тя не своя ли республика? — громко оборвал его председательствующий.

Выступил старик с синей бородой и, кашлянув, сказал:

— Хлебом-то нас совецко государство не зря кормит, а только я наслышан о Васюхиной дурости. На готовые хлеба, говорят, удирать собирается. Это чо же, опять прииск будет травой зарастать? Тунгусникам и прочей сволочи отдадите золото?

— Правильно, дед Абрамов! — захлопал Вихлястый.

— За кедру привяжем! — выкрикнули из толпы.

В клубе поднялся шум.

Драгеры повскакали с мест.

— Ячейка и все рабочие не пустят!

— Заместителя такого же поставить надо!

Василий махал руками, но его не слушали. Переждав, пока приискатели накричатся, Яхонтов поднялся с места и встал впереди Василия.

— Неправильно, товарищи, — негромко, но уверенно начал он. — Через год-два вам понадобятся свои техники и инженеры. А вот когда такие, как товарищ Медведев, овладеют наукой, то никакие хищники не отнимут у нас пройденного пути. Препятствовать учению могут только невежды да контрреволюционеры.

Яхонтов провел ладонью по выпуклому лбу, окинув взглядом присмиревших приискателей, сел на место.

— Правильно, — пробасил Никита Вялкин.

Кто-то раскрыл скрипучие двери. Снова зашумели, но уже протестующих выкриков не было.

Взятый в тесное кольцо, Василий повертывался кругом, отвечая на улыбки рабочих.

— Поздравляю, — сказала Валентина, когда они свернули к своей квартире.

Василий почувствовал легкое пожатие ее руки и дольше обыкновенного задержал ее руку в своей.

Лежа в постели, он вдумывался в каждый факт, в каждую мелочь пережитых на прииске дней. И самому ему все отчетливее представлялась грандиозная ломка в самом себе. Зовущее и обещающее лицо Валентины отлетело куда-то в темные пространства и снова приближалось к изголовью.

«А если остаться?» — шептал назойливый голос.

Василий сжимал ладонями виски и до утра ворочался, скрипя кроватью. Этой ночью ударил первый северный мороз. К утру на леса, как сбитые яичные белки, осела кухта. Занесенные снегом одинокие драги стояли, похожие на снежных баб, как делают их деревенские ребята на Масленицу.

В белом тайга стала неузнаваемо прекрасной. Василий торопливо натянул полушубок и по гулким ступеням сбежал с крыльца. Навстречу ему, звеня колокольцами, приближалась пароконная подвода, а около конторы густела толпа приискателей.

— Это что же они?

Парень подал ему связку писем и улыбнулся:

— Тебя собрались провожать, товарищ Медведев.

Подвода завернулась. Обтянутая рогожей кошевка поскрипывала, полозья тянули нескончаемую песню, визгливо вторили заливающимся колокольцам. Холодный воздух резко бил в лицо.

Василий оглянул новые постройки прииска, собравшихся около конторы людей и выскочил из кошевки.

— Значит, прощай, ребята! — громко крикнул он.

— Не прощай, а до свидания!

— Вези скорее сюда свою науку!

Кольцо сжималось. Десятки рук, заскорузлых и крепких, как соковой сушняк, тянулись к Василию. Почему-то вспомнил первый воскресник и последний бой с бандой Сунцова. Вчерашние, внезапно налетевшие мысли будто выжгло морозом. Подошедшую Валентину встретил без волнения и, натягивая в кошевке подаренный Яхонтовым сакуй, не взглянул на нее, маленькую, потерявшуюся в шумливой массе рабочих.

Из-за поворота замахал руками, вытягиваясь во весь рост, и, налитый горячей радостью, упал в кошевку. Дорога врезалась в темную стену тайги.

В предрассветном мраке бурлящие волны Ангула отливали отчищенной сталью. От кустарников, покрывших левый берег реки, пахло вереском, багульником и расцветающей черемухой. Поперек реки заходящая луна рассыпала золотое руно лучей, отчего на противоположном берегу отчетливее выступали очертания гигантских гранитных скал.

Узкая дорога, пробитая между берегом и скалами, издали извивалась желтой гусеницей: по ней ожидалось наступление иностранных войск и частей казачьего старшины Репьева, только что назначенного командующим всеми карательными силами против сибирских партизан.

Окопавшись за колодником, кочками и искорями, головной партизанский отряд Николая Потылицына растянулся цепью вдоль берега. Бойцы знали, что от удачи удара по смешанным войскам будет зависеть дальнейшее продвижение вперед, к магистрали железной дороги, к этой неиссякаемой артерии, доставляющей из Японии и Англии вооружение для белой армии.

Партизаны не спали третью ночь, но крепились. Только отдельные стрелки дремали, надеясь на бдительность соседей. Около пулеметчика Корякина закрякал полевой телефон. Он взял трубку и через спину лежавшей рядом Лизы передал ее Николаю. Голос раздался как из-под земли.