Петр Петров - Крутые перевалы

— Товарищ командир?

— Да. Слушаю.

— Это Чеканов говорит.

— Здорово, товарищ Чеканов! В чем дело?

— Да как же, значит, тово… Тут мы с Юзефом пришили шпиона с листовками… Что прикажешь делать с ним?

— Отправьте к Соболеву…

— Нет, мы не о том… Мы, значит, как наборщики и полиграфисты, не можем терпеть такой паскудины… Уж если они хотят взять нас на Иисуса, то нам даже очень прискорбно думать, что мы топором деланы.

— Умно, товарищ Чеканов, но… Это мы обмозгуем на передышке.

Николая толкнула в бок Лиза. Он взглянул на противоположный берег и потянулся к биноклю, болтающемуся за поясом. Сквозь сизый рассвет было видно, как за излучиной реки, по кромке молодой чащи, показалась сначала сотня казаков, а за ней, поблескивая штыками, колыхались ряды пехоты, одетой в черные мундиры.

— Итальянцы, — шепнул Николаю Корякин. — Бить, нет?

— Обожди, пока завернут за скалу.

За итальянцами густо двигались чехи, батарея, навьюченная на горных ослах, и дальше обоз с провизией.

Пулеметчик вытянул шею, напоминая охотничью собаку во время стойки, и шепнул соседям:

— Первый номер, смотри.

Черные стволы пулеметов молча повернулись на скалы.

Казаки проехали поросшую кустарниками разложину и поравнялись с левым флангом партизан. Ехали они без опаски, предполагая, что, сбитые с прежних позиций и покинувшие село Пухово красные все еще бегут в неизведанную дебрь Саянских предгорий.

По цепи тихо пощелкивали затворами, шебаршили, прилаживаясь поудобнее, но молчали.

Высокая грудь девушки часто вздымалась, как будто она только что пробежала большое расстояние.

— Почему не стреляем? — волновалась она, расстегивая воротник солдатской гимнастерки.

— Пусть поглубже завязнут, — шепнул Николай.

Сутулый и богатырски сложенный Корякин сверкнул на Лизу серыми глазами и торопливо вставил ленту в «кольт».

— Эх, и смажем! — хмыкнул беловолосый парень, потирая коричнево-загорелые руки.

— А ты смотри в оба! — огрызнулся пулеметчик.

Конники остановились под самой высокой скалой, наискось от пулеметной команды. Но партизаны выждали, пока подтянулись задние части и ослы. К удивлению засады, белые построились четырехугольником, в средине которого взметнулось бело-зеленое знамя и хоругви. Утренний туман уходил ввысь, и узкое расстояние позволяло партизанам различать иностранцев и русских.

— Кажется, молебствовать собираются! — пустил один из пулеметчиков придушенный смешок.

Среди четырехугольника действительно поднялись на какое-то возвышение священнослужители в светлых ризах и по заречным хребтам загудел бас:

— …Спаси, го-осподи, люди твоя…

Дрожащей рукой Лиза ухватилась за плечо Николая. В ее васильковых глазах непомерной злобой вспыхнули огоньки. Все, что недавно еще определялось ею как смешное и в высшей степени невежественное, но уже не могущее убеждать взвихренных революцией умов, вставало снова как чудовище, мрачное и отвратительное.

— Ах, негодяи! Да бей же, товарищ Корякин!

Но старший пулеметной команды не успел еще взять прицел, как винтовочные залпы партизан загремели с левого фланга и в тылу у молящихся. Стреляя из карабина, Лиза видела, как навстречу метнувшейся в горы толпе вздыбили батарейные лошади белых, и все это животное месиво завертелась клубком, да еще то, как окруженные, отчаявшиеся итальянцы прыгали в бурлящие волны Ангула.

— Сгоняй лодки! — раздалась команда Николая.

Раненые лошади бились в постромках и, запутываясь, пронзительно визжали. Четверка выхоленных серо-яблочных тянула вниз к обрыву трехдюймовое орудие. Пушка кувыркнулась с лафета и, раздавив пару передних, булькнула в воду, как сорвавшийся с дерева сук.

— А, гады! — хрипел Корякин, смахивая с рябого лица мутные капли пота. Пулемет его захлебывался оглушительным лаем. А с левого берега, борясь с волнами, вперегонку пустились остроносые легкие лодки с бойцами.

Мадьяр Юзеф Пожони и Чеканов нашли Николая и Лизу около толпы, вытягивающей из воды орудие. Юзеф моргнул светлыми глазами и, приподняв каску, заговорил:

— Разрешите доложить, товарищ командир.

— Вали, вали, — улыбнулся Николай.

Мадьяр достал из кармана желтый лист бумаги и подал его Лизе.

Это было воззвание управляющего губернией и командующего внутренними карательными силами Сибири генерала Репьева.

Командира и наборщиков окружили бойцы. Вытягиваясь, каждый желал заглянуть и узнать вести из другого мира.

— Го-го-го! — раздался сипловатый голос Чеканова. Его маленькое угреватое лицо скорчилось в смешной улыбке. — Ах, штукари! Называют нас братьями крестьянами и рабочими, а сами вешают этих братьев, как собак на бойне.

— И предлагают сдать оружие да еще выдать своих главарей! — отозвались другие.

— Терпеть не можно! — хлопал Юзеф по коленям. — Надо свой газет пускать. Мы полиграфист, и надо свой типография.

Лиза передала листовку Николаю и бойко подхватила мадьяра под руку.

— А ведь верно вы говорите… Неужели мы, делая патроны, не сможем наладить печать? Я думаю, что этот вопрос надо в первую очередь поставить на заседании штаба.

Мимо пронесли раненых, и Лиза, закинув назад скобку золотых волос, побежала рядом с носилками, на ходу поддерживая свисшую голову беловолосого парня-пулеметчика.

— Семь пулеметов и два орудия! — гордо звучал сзади голос Корякина.

Под командой бородатого кавалериста, вздрагивая и пугливо озираясь, шли к лодкам пленные, смуглолицые итальянцы и белокурые чехи. Кучки изнемогающих от жары партизан навьючивали отнятое добро и, поглядывая на иностранцев, переговаривались:

— Ить так и дегтем не вымажешь… Ну и наперло же сюда всякой стервы!

— Охочи твари до баб, сказывают, тальянцы-то.

— Да, перекорчили они наших девок в Пуховой.

— По-доброму-то к ногтю таких — и разговор весь.

— Я тоже не знаю — пошто с ними венчаются…

— Командир, слышь, запретил… Политика, мол, не дозволяет…

— А ну ее!.. Пришил всех — вот и политика.

Партизаны переправились на правый берег и всеми частями двинулись преследовать противника. На склонах Саянских предгорий, там, где приткнулись небольшие подтаежные деревушки, отряд остановился на заброшенном прииске и начал готовиться к наступлению на линию железной дороги.

Вместе со штабом армии заседала и партийная группа в лице Николая, Лизы, Чеканова и других. Высокий и рыжеволосый начальник штаба быстро докладывал план, дальнейших действий. Был он раньше прапорщиком, но по выправке и манерам скорее напоминал охотника-таежника. Николай неподвижным взглядом больших черных глаз следил за докладчиком и, видимо, озадачивал его. Начальник штаба настаивал в связи с продвижением отряда вывести из тайги все армейские учреждения и мастерские, но доводы его были разбиты большинством членов военного совета.