Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— Ты вот что, Бес, — заговорил Бродов, — ты отваливай отсюда, пока жив и здоров. У тебя, между прочим, живот давно не болел? Коль на дыбы встанешь, как конь ретивый, заболит вмиг. И зубы твои сосчитаем. Я это, Бес, всерьез.

Ванька усмехнулся:

— Довольно меня пугать. Волк телка не боится, ты же знаешь, Петр, ты не дурак.

— Эт ты верно подметил, Бес, дурак ты, а не я.

— А это мы еще посмотрим, не говори «гоп»… — Ванька переступил с ноги на ногу. — В общем, прошу сделать все по-хорошему, по-доброму, — продолжил он спокойным тоном. — Вы же знаете, парни, чем для вас это может кончиться.

— Эт ты кому, нам? — осклабился Бродов.

— А кому же еще.

— Ну вот что, Бес, мы тебя не видели, ты — нас, такой уговор. Не подходит — пеняй на себя. — Петр Бродов погрозил указательным пальцем: — Я предупреждал. А то отнекиваться потом станешь: не слышал, не говорили.

Не-ет, не переменился Петр Бродов, каким был, таким и остался: нахрапом действует, решительностью. Кое-кто, кстати, пасует перед ним — а что, вдруг и в самом деле кашу-машу устроит, и печень и легкие поотбивает, такие на все способны.

Но Ваньке Петр Бродов известен, ему нечего его бояться. Одно мешает: плохо нога правая сгибается, иначе тому вообще пришлось бы худо, довелось бы пятки смазывать. И Грузило не из смелого десятка, Ванька и того знает. Один раз Грузилу встретили в Заречном, так он, вырвавшись, как заяц бежал оттуда, уши только хлопали. Тоже моряк — один вид только, название лишь.

— Я тут не один, парни, — уведомил Ванька, — со мной люди, так что вам нет никакого смысла показывать свой характер — это раз. А потом я характер ваш и так знаю, передо мной его демонстрировать незачем.

— Скажи ты, какой! — Петр Бродов посмотрел на Грузилу и ухмыльнулся: — Вишь! За дураков нас принимает! А шиш не хотел? — и он свернул фигу Ваньке. — Чтоб ты знал, сено и вправду ваше, но его мне председатель колхоза велел забрать, вчера вечером меня увидал и говорит: поезжай на Юхимку, там кто-то в леске траву выкосил, привези ее на ферму. Я подчиняюсь председателю. — Вон, оказывается, куда повернул Петр Бродов, чтоб оправдаться, лазейку ищет. Хитер бобер, да не туда попер!

Ванька хохотнул:

— Рассказывай, Петр, сказки, а я слушать буду. И Грузило пусть слушает. Сказки у тебя хороши, прямо как у Арины Родионовны, у пушкинской няни, знаешь такую? Ты вот что, — уже серьезно заговорил он, — ты, Петр, не выкобенивайся, с председателем я встречался вчера и сказал, что на Юхимке для себя косил сено, он знает. Он мне перевезти его лошадей дал, вот так. А ты… сочиняешь сказки. Ты их вон Грузиле рассказывай, он, возможно, и примет все за чистую монету, а меня на мякине не проведешь. Стреляный воробей.

— Ах, ангелочек, ангелочек, вижу, рано выпустили тебя из клетки, посидеть бы еще.

— Я уж свое отсидел, твоя очередь.

Неизвестно, сколько бы разговор длился и к чему бы привел, если бы не дед Матвей.

— Кхе-кхе, — послышалось привычное за спиной у Ваньки. Тот оглянулся и не поверил своим глазам — Матвей Егорович на лошади, в зубах — сигарета. Такое впечатление, будто объездчик, человек, наделенный высокой властью: сейчас он разберется, что происходит тут.

— Кхе-кхе.

— Я и сказываю, — тверже уже проговорил Ванька, — со мной люди, торговаться бесполезно.

Петр Бродов отступил и неожиданно скрылся за подводой. Грузило стоял в нерешительности, по-видимому, обдумывал, что делать ему, куда подаваться. Но Петр Бродов, оказывается, и не собирался ни прятаться, ни убегать, он вскоре вышел из-за подводы, только с вилами в руках.

— Подходи по одному, — грозно рыкнул Петр Бродов, — как шашлык на шампуры нанизывать стану. Ну! — и поманил, оскаливая зубы, пальцем.

— Кхе-кхе. Что происходит тут?

— Да вот, — сохраняя спокойствие, объяснил деду Матвею Ванька, — Петр Бродов сказывает, будто выполняет волю нашего председателя — сено на ферму увозит. А я ему: сказки, мол, это, Каширин знает, что мы на Юхимке косили, лошадей даже дал. Иначе бы не давал, верно?

Дед Матвей кивнул согласно:

— Верно.

— Я Петру: давай по-доброму. Не желает. Теперь вот вилами угрожает.

Лошадь под дедом Матвеем вдруг фыркнула, затем шарахнулась в сторону — испугалась птицы, что ли? Наездник едва удержался на ней.

— Кхе-кхе. Тпр-ру, краля, стой. — Лошадь успокаивалась. — Я после войны, — заговорил дед Матвей, — в Кирпилях участковым милиционером был, тогда такая должность еще существовала. У меня и личное оружие имелось. — Он повернулся к Петру Бродову: — Так вот за бандитами с пистолетом я никогда не гонялся, без него обходился, война меня научила тому. А такие сморчки, вроде вас, мне еще благодарность выражали: спасибо-де, Матвей Егорович, что, когда гнался, вдогон нам не стрелял. Кхе-кхе. — Дед Матвей выдержал паузу: — Я хоть и старый, однако у меня навык остался, могу «побеседовать» по душам.

Петр Бродов заколебался. Когда Ванька был один, он подавал голос чаще, а тут больше молчал и слушал, только иногда рычал, как тот пес, выглядывая из будки. Грузило же опустил руки — появление деда Матвея на него подействовало удручающе. Он, кстати, первый и подал идею своему дружку:

— Ну что, Петро, карта наша бита, давай скидывать сено, чего в пузырь лезем?

Тот было на него рыкнул, однако тут же стих.

— Ну, мать их!.. — и резко отбросил вилы. — Сами пусть скидывают, не нанимался.

Дед Матвей остался потом при Петре Бродове и Грузиле, а Ванька, забрав лошадей, отправился к подводе. Примерно минут через двадцать он вернулся — ни Петра Бродова, ни Грузилы уже не было, они укатили.

— Кхе-кхе. Ну как я их?! — самодовольно выпятил грудь дед Матвей.

— Здорово! — похвалил его Ванька. — Есть еще порох в пороховницах.

— Есть, есть.

В это утро Ванька поднялся рано. Ему предстояло идти на работу. Первый день, новые люди, как примут, да и вообще, как все сложится, это его волновало.

Тетка Ульяна подскочила тоже. Племяшу приготовила завтрак, тормозок собрала — где он там, в Заречном, поест? Ни столовых, ни буфетов.

— Устал вчера? — полюбопытствовала она, когда Ванька, умывшись, вернулся с улицы в дом. — Тяжело все-таки все сразу — и мусор, и сено.

— Ничего, я привык к физическому труду. Это полезно даже.

— Другому, может, и да, а тебе… Вон ни кожи ни рожи.

Ванька усмехнулся:

— Ну даешь, теть Уль! И мне полезно. Физический труд здоровье несет.

— От Бес! От Бес! — Тетка Ульяна махнула: — Э-э, ладно, делай как знаешь.

В Заречном Ванька сразу зашел к Филиппу Ненашеву. Тот сидел у себя, разговаривал с бухгалтером.

— Я пришел, — объявил Ванька, войдя в контору.

— Ты пришел нам дать волю, да? Как Степан Разин? — Филипп переглянулся с бухгалтером и посмеялся: — Вижу, что пришел. — Он переложил какие-то бумажки с места на место, посидел, пораздумывал, затем вскочил. — Галя, — обратился Филипп к бухгалтеру, — кто меня будет спрашивать, отвечай: на теплицах. Я вот с ним, — он посмотрел на Ваньку, — ну…