Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

О том, что случится чуть погодя, Ванька и предположить не мог, даже мысли такой не возникало. Как же он сголовотяпил, ругал себя Ванька на чем свет стоит. Да уж локоть было не укусить, хоть тянись, хоть не тянись к нему.

А началось все с семенной пшеницы. Бродову увидели вдруг на разбавинском рынке, зерном торговала. И заинтересовались: чьим, своим или колхозным, тем, которое ей завезли на сохранение? Оказалось, колхозным. Председатель тут же к Ваньке Чухлову в бригаду: так, мол, и так, откуда у Бродовой Надежды семенная пшеница? Вопрос ребром. Ванька такого не ожидал, было замялся, не знал, что ответить. Дело в том — о крыше на зернохранилище, что она рухнула, Ванька умолчал, опять же посчитав, дескать, ситуация выеденного яйца не стоит, он пшеницу по дворам развезет, крышу починит — и все, какой еще разговор; и зачем, спрашивается, трубить на все село, незначительный ведь случай; ну прозевали, не усмотрели, так что теперь, руки опускать? Ерунда, из всякой ямы можно выбраться, покумекать хорошо только, рассуждал тогда Ванька. И вроде бы выход действительно нашелся, важно — люди согласие дали. И вот на тебе! А председатель свое: говори, чего молчишь? И Ванька Чухлов раскрыл карты. Потом добавил: крышу они ремонтировать уже заканчивают, своими силами обошлись. Так что дело на поправку, еще день-два — и свезут обратно семенную пшеницу. Вина его, конечно, есть, он, Ванька, ее чистосердечно признает: надо было сообщить о том в правление колхоза, председателю лично доложить, да вот… И снова Ванька замялся — что говорить дальше? Э-э, чего там, дал маху, попался, дурак, как кур в ощип.

Председатель колхоза был человек строгий, своенравный. Вот что, сказал он, Чухлов, я тебя породил, я тебя и убью; я тебя назначал бригадиром, я и снимать буду. Пускай сейчас же передаст бригадирство другому. Кому? Ну хоть тому же учетчику Андрюхе Краснову. Ничего, потянет мужик. А с ним лично разбираться будут, виноват — по головке не погладят, завернут на полную катушку, не посмотрят, что бригада Чухлова на хорошем счету и что сам бригадир в почете, вот так! И Бродову под суд подведут!

Ванька передавал дела Андрюхе Краснову, и в тот момент зашел к ним участковый милиционер, не один причем, людей с собой привел — мужчину и женщину.

«Вы — бригадир?» — обратился он к Ваньке.

«Я».

Участковый милиционер был новый, во всяком случае, кирпилинцы видели его впервые. Он посмотрел строго на Ваньку, затем протянул тому документ. Ванька изучил.

«Пожалуйста, обыскивайте, коль так», — и недоуменно пожал плечами.

«Ключ. Мне нужен ключ от вашего сейфа».

Ванька порылся в карманах.

«Пожалуйста». — Он и сейчас еще не догадывался, к чему идет дело. Он был спокоен и уверен.

Участковый милиционер открыл сейф и стал в нем копаться.

Андрюхе Краснову загорелось почему-то в это время выйти из кабинета, но тот остановил его.

«А вы куда, товарищ? — спросил участковый милиционер и на мгновение прекратил осматривать сейф. — Вы посидите, посидите здесь, вы нам тоже нужны будете».

Только тут Ванька и смекнул: деньги! Ищут Бродовой деньги!

«Од-дну минутку, — чуть заикаясь уже, произнес Ванька, обращаясь к участковому милиционеру. — Вам деньги нужны? Вот они, — и достал бумажные купюры из сейфа. — Ровно двести пятьдесят рублей, тютелька в тютельку».

«Ну-ну. — Участковый милиционер заметно повеселел. — Что теперь скажете, Чухлов? Небось оправдываться начнете?»

«А чего мне оправдываться? Я не крал и у людей не вымогал, деньги эти у меня на сохранности, — сказал Ванька. — Бродовой Надежды Фроловны они. Она мне их совсем недавно принесла. Сыновья пригрозили: со света изведут, если им не отдаст эти деньги».

«Разберемся».

«А вы лично у нее поинтересуйтесь, спросите, — подсказал участковому милиционеру Ванька, — и она вам расскажет все».

«Спросим, коль надо будет. — Участковый милиционер повернулся к мужчине и женщине: — Видите, товарищи понятые? Все видите?»

Те кивнули согласно.

«Я сейчас протокол составлю, а вы подпишете», — и сел за стол бухгалтера.

Минуты через три-четыре мужчина и женщина подписали.

«И вы черкните, — обратился участковый милиционер к Андрюхе Краснову. — На всякий случай, мало ли что. — И предположительно: — Деньги-то небось при вас вручались?»

Учетчик поддакнул:

«При мне, товарищ сержант».

«Ну-ну. Зафиксировал. Фамилия ваша?»

«Краснов».

«Ясно. Пишу: «Краснов…»

Ванька повернул голову в сторону учетчика. Тот, заметив взгляд его, отвел глаза.

«Твоя, что ли, работа?» — Ванька и сам не ожидал, что спросит.

«Чего-о?» — Учетчик набычился.

«Откуда стало известно, что в сейфе моем деньги Надежды Фроловны лежат, а? Ты заявил?»

Но участковый милиционер прервал их.

«А это уже наше дело, — произнес он решительно. — Милиции. Уточним и выясним все, гражданин Чухлов, не волнуйтесь».

Уточняли и выясняли потом долго, Ванька и ждать устал, но то, оказалось, еще не было бедой, гроза нависла, когда дело повернуло не в его пользу. Бродова, словно ее кто-то подменил, ни с того ни с сего вдруг категорически заотрицала, что отдавала ему деньги на сохранность, не было, твердила, у нее с ним подобного разговора, не вела его, а вот за пшеничку платить платила, он сам плату затребовал, бригадир, иначе бы не насмелилась ехать на базар и торговать зерном, с разрешения она это делала, с его лично. «Фроловна, Фроловна, о чем ты?! — удивленно спрашивал на суде Ванька. — Опомнись. Ты же сама говорила: убьют тебя сыновья, коль деньги им не отдашь. И защитить себя перед ними просила, ну, вспомни, было такое? Приходила ко мне?» — «Не было! Не было! — решительно отказывалась Бродова и обращалась к судьям: — Наговор! Вы ему верите? Он ведь Бес! Бес! Он на все способен!»

Братья Бродовы, Петр и Гришка, подтвердили слова матери: права она, права, не станут отпираться, как говорится, из песни слов не выбросишь. Мать им, конечно, жалко, но справедливость превыше всего, так они понимают.

Бродовым тогда и поверили.

По ходу суда Ванька однажды не выдержал и прокричал в зал, обращая слова свои в адрес Петра и Гришки: они же мать запугали, потому она и говорит не зная что; хотя бы уж ее пожалели, если его им не жалко, она для них не чужая. Однако с тех — что с гуся вода, на лицах у братьев ни один мускул не дрогнул, будто и не слышали.

А что ж другие? Неуж тоже поверили Бродовым? Кто знает. Ваньку Чухлова, между прочим, так заела обида тогда, что ему все равно было, что думают о том односельчане. Но обида затаилась не на людей — на себя: как же он допустил до такого и где его голова была?

Ваньку Чухлова осудили. Его везли в «черном вороне» в районную КПЗ, ему бы печалиться, а он про весну думал: и правда, она в этом году может затяжной выдаться. Плохо, на урожае отразится.