Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

— А вот и мы, — сообщил Ванька, подходя к деду Матвею. — Договорились, Матвей Егорович, что придем, задачу свою выполнили. Встречайте.

— Кхе-кхе. А мы и встречаем. Вишь, сижу и выглядываю.

— А как Анисья Петровна? Не прогонит нас? — на всякий случай уточнил Ванька.

— А кто она такая, чтоб прогонять? Хозяин я, мне и решать.

И тотчас со двора подала голос Анисья Петровна:

— Кто здесь хозяин? — Такое складывалось впечатление, будто она там пряталась.

— Кхе-кхе, — запокашливал сразу дед Матвей — надо же, его на горячем застукали! — Кхе-кхе. Я сказал: тут мы хозяева, и Анисья, и я, нам и решать, примем их нынче или же нет, так?

Анисья Петровна улыбнулась:

— Вот так всегда, на ходу выкручивается.

— Вот это и есть Леня Лучнев из Заречного, — представил парнишку Ванька. — Я вам о нем рассказывал. Мы с ним на станции уголь разгружали… Ну и вот теперь вместе, подружились.

— Кхе-кхе. — Дед Матвей приблизился к Лене, подал тому руку: — Матвей Егорович Добриков. Долгое время в вашем совхозе работал, теперь на пенсии. — Он еще раз изучающе осмотрел Леню. — Копия мать. Я твою мать, Леня, знаю. Хорошая женщина.

— А у тебя все женщины хорошие, — тут же уколола мужа Анисья Петровна. — Для тебя плохих не существует, лишь бы юбка!

— Кхе-кхе. Ты бы, Анисья, мальца постеснялась.

— А он давно не малец — мужик, раз на кирпичном. Так, Леня, скажи?

Парнишка пожал плечами.

— Во-от, — подчеркнул дед Матвей. Помолчал. — Ты, Анисья, сказала, будто для меня плохих баб нет. Неправда. Есть, есть плохие. Вот ты, например!

— Я? Та-ак, — мстительно протянула Анисья Петровна, — сделаю для себя зарубку.

— Сделай. Сделай, пожалуйста.

— Так ведь пищать станешь, умолять, чтоб тебе послабление дала.

— Я?

— Ты!

— Ни в коей мере.

— А мы поглядим. Как говорил поп? Не крестись, пока тебя гром не убил.

— Погоди, погоди, Анисья, это ты насчет чего? — спохватился дед Матвей. — Кхе-кхе. Это что ж…

— Все верно. О чем подумал, то и будет.

— Э-э, не-а, не пойдет, Анисья, мы с тобой так не договаривались.

— А как договаривались? — Анисья Петровна уставилась на мужа.

Дед Матвей прикидывал, что ответить, и вдруг расплылся в улыбке:

— Ты же у меня, Анисья, золотая женщина, тебе цены нет! Не знаю, — подчеркнул он еще, — что бы делал я, если бы не встретил тебя.

Тут не выдержала и Анисья Петровна, рассмеялась:

— Во! Во! Хитер бобер, да не прочесан пробор! Ладно, прощаю тебе, Матвей, так и быть, — и повернулась к Ваньке: — Просим вас. Милому гостю — жирную костью!

Вскоре они сели за стол.

За столом Ванька рассказывал, как у них складывается дело на кирпичном. Вот уж днями, говорил он, будет первый обжиг, так сказать, опробование, а потом завод начнет работать на две печи. Задержка пока только за монтажом пресса и конвейерной линии. Все-таки им недостает техников-специалистов, всего три человека. День прокопаются — что сделали, не видно. Но все равно монтаж оборудования подвигается. Надеются, к финишу придут по намеченному плану.

— Кхе-кхе. Значит, скоро будем пользоваться своим кирпичом?

— Да, — поддакнул Ванька.

— Ну и слава богу. Сколь в нищих ходить, у других просить подаяние.

— Ничего, кирпичный завод мы еще и расширим, он нам и доход принесет. Главное — только бы успешно начать.

— То-то же и оно, — вставила Анисья Петровна, — что начать хорошо не всегда удается.

— А нам удастся, — заверил Ванька.

Анисья Петровна повернулась к мужу:

— Помнишь, Матвей, когда мы были на прииске и там пускали шахту? Помнишь, что было?

— Помню, чего не помнить. Кхе-кхе. Все вроде бы сделано нормально, учтено все, но… Шахту в тот год комиссия так и не приняла. Во, чего было! У многих головы поотлетели, да, Анисья?

— В том и печаль вся. Тогда нашего главного инженера Семена Бабарыкина тут же осудили, — вспомнила Анисья Петровна. — Пришли и забрали, а жене сказали: ничего, в скором времени вернется. Жена осталась с малыми детками. Помню, с ними сижу, а она по разным инстанциям бегает, вызнает, где ее Семен. А где Семен? Нет его. Опять ей: придет, вернется — ждите. Да сколько ждать-то? Можно неделю, месяц, а тут уже целый год. Намаялась жена Бабарыкина, бедная, с детьми. Я уж: едь, мол, к своим родственникам, все, глядишь, легче горе пережить, да и поддержка какая-никакая — родственники рядом. А она ни в какую не соглашается, сказывает: пока мужа не дождется — никуда не уедет. И знаете, молодец, дождалась-таки, вернули домой ее Семена. Но то было после, а до этого…

— Кхе-кхе.

— Ну чего, чего тебе, Матвей? — Анисья Петровна, видимо, осталась не довольна, что ее сбили с мысли. — Да, так о чем я рассказывала?

— О прииске, о главном инженере Семене Бабарыкине.

— А-а, да. Ну и вот, значит, жена главного инженера написала письмо самому Верховному — Сталину. А ей оттуда и отвечают: разберутся — сообщат дополнительно, а пока ничего не ясно. Для уточнения вопроса требуется много времени. Ну и разбирались, видимо. А тут такое дело… Вдруг печальное известие: умер Сталин. О, горе-то какое! Люди поистине страдали, что умер Сталин. Столько лет у власти, столько лет за собой народ вел — э-э, чего там! Помнишь, Матвей, как у нас на прииске проходил траурный митинг — люди, не стесняясь друг друга, навзрыд плакали, так жалели этого человека, можно сказать, как святого. И потом все еще долго переживали его смерть, думали: как они без него, не пойдет ли к худшему? Трагедии, слава богу, не произошло, народ прошел в себя и крепче на ноги стал. А вскоре и Семен Бабарыкин на прииск вернулся. Ну, восстановили на работе, правда, должность другую уже дали, пониже. Но все равно он остался доволен. И жена его рада: все благополучно обошлось. Ну было недоразумение, так разве только у них такое? Я еще помню, как-то мы собрались у Бабарыкиных, какой-то праздник был, что ли? Ну я и ляпни там: это спасибо Сталину, он перед смертью дал команду, как-то успел разобраться в деле Семена Бабарыкина. Разобрались — и вот, пожалуйста, результат. А Семен волком на меня: что плету, что плету! Я и оторопела, у меня и вилка из рук. Потом долго ломала голову: что такое недозволенное за столом у Бабарыкиных сказала? Так и не сообразила. И лишь спустя год-полтора, наверное, дошло: а-а, решила, вон чего, оказывается, Семен за столом тогда недовольно на меня зыркнул, ясно. Вообще сложное, скажу, было время, верно, Матвей?

— А когда оно было несложное? — вопросом на вопрос ответил дед Матвей. — Для меня, к примеру, хоть когда мы с тобой поженились, хоть сейчас, — перевел он опять разговор на свои рельсы, — все однако. Кхе-кхе!

— Ну, Матвей! Ладно, покхекай, покхекай, может, чего у тебя и выйдет.