Виктор Логачев - В полдень, на Белых прудах

Такая вот приключилась с Зинулей нелепость, оттого и прозвали ее — Зинуля-Горемычка.

Тетка Ульяна перемывала посуду и думала о своем. И на-ка тебе — Зинуля. Из-за спины этак г-грык. Когда вошла, каким образом? Надо же, чему научилась!

— Фу ты, напугала как! — незло чертыхнулась тетка Ульяна. — От беса, от беса! — Повернулась: — Тебе чего? Что-то хотела?

Ей не предлагали, она сама подошла к табурету и опустилась на него.

— И-ив-ван п-приехал? — Зинуля вопросительно смотрела на тетку Ульяну.

— Ты что, виделась с ним?

— В-вчера. Н-на ок-колице сидел. Он м-меня н-не п-приметил.

— О, Зина, а ты стала лучше разговаривать! — выразила удивление тетка Ульяна. — Ранее ты слова глотала, а теперь произносишь чисто.

Зинуля повеселела — ей пришлась по душе эта похвала.

Переваловы от Чухловых живут недалеко, три двора их разделяет, потому Зинуля у тетки Ульяны бывает часто. Та обычно что-нибудь делает, возится с чем-то, а Зинуля сидит и молчит, как будто немая. Когда она была еще маленькая, тетка Ульяна частенько ее наказывала, а иногда, случалось, и била. Не дразни старую женщину, приговаривала при этом, не дразни. Зинуля плакала, но только отходила — снова показывала язык. Ну девчонка, ну девчонка! От беса, так беса! Но с тех пор, как с Зинулей произошла беда, тетка Ульяна ее не трогает, наоборот — привечает.

Был однажды такой случай, Зинуля к ней пришла и показывает фотографию. Вот, говорит, соседка Фрося, доярка колхозная, обещала познакомить с этим парнем, и тычет пальцем в фотографию: вот он, а ну пусть оценит тетка Ульяна — ничего?

Тетка Ульяна взяла в руки фотографию, посмотрела.

«Ты скажи Фросе, что она сама дурочка набитая».

Зинуля подняла глаза: дескать, не поняла, что-то не так, что ли?

«Да это же артист, Зинуля! — Тетка Ульяна усмехнулась. — Неуж не узнала? Это же Михаил Козаков!»

Зинуля приблизила к глазам фотографию — и вдруг как рассмеется: надо же, вот как над ней Фрося пошутила!

«А ты и ее разыграй, — подсказала Зинуле тетка Ульяна. — Разыграй, разыграй. Фрося легко поддается, я знаю. Она доверчивая».

«Х-хорошо, — ответила Зинуля, — что-то п-придумаю».

Тетка Ульяна уж и не помнит, разыграла Зинуля Фросю или нет, ей тогда запало другое в душу: а Зинуля-то их помаленечку понимать начинает, раньше бы на подобную шутку отреагировала остро, слезам, надо думать, конца бы и краю не было, тут бы и Игнат вмешался, стал бы горячо дочь защищать. Да что там, случалось, не раз случалось такое!

Тетка Ульяна покончила с посудой, затем принялась подметать в комнатах.

Зинуля, посматривая на нее, молчала. Она была нынче какая-то не такая, что-то, похоже, внутри у нее происходило.

И только тут тетке Ульяне бросилось в глаза Зинулино платье в мелкий горошек. По белому полю темно-синие точечки, как звезды по небу. Платье на Зинуле сидит ладно, и сама она будто светится вся.

— Уж не сватают ли тебя? — Тетка Ульяна даже приостановилась.

— М-меня? Нет.

— Что ж так вырядилась?

Зинуля поднялась, картинно прошлась по комнате:

— Н-ну как? Н-н-нич-чего?

— Ничего. Неуж у тебя день рождения нынче? — высказала догадку тетка Ульяна.

Зинуля улыбнулась:

— Ага.

— Поздравляю! — Тетка Ульяна подошла к ней: — Платье, небось, отец подарил?

— О-отец.

— Красивое!

— К-краси-ивое, — согласно кивнула Зинуля.

Тетка Ульяна немного постояла, затем приставила веник к печке:

— Ну, а мать-то как? Не лучше ей?

Зинуля тотчас опустила глаза.

— Н-н-да. — Тетка Ульяна взяла самовар и переставила его на шкаф. Когда она повернулась, Зинули уже не было.

Ванька разогнул спину — что-то мелькнуло во дворе, пропорхнуло этакой бабочкой. Приходил кто-то к ним, что ли?

Он уж работал вовсю, сносил все в огород, что мешало, что бесполезно лежало во дворе. Сваливал в одну кучу, и она накапливалась все больше и больше. Выберется время — обязательно вывезет, чего она будет лежать и мозолить глаза.

Он постоял, малость передохнул и снова взялся за дело.

Вскоре из дома вышла тетка Ульяна. Увидела чистый двор и ахнула: когда же все убрать успел? Вот что значит мужчина! А у нее ни сил, ни времени. Запустила, затоварила подворье — глаза бы не смотрели.

Тетка Ульяна давно на пенсии. А вообще, долго работала дояркой, рано поднималась, поздно приходила. Она бы и еще доила коров, но неожиданно стал развиваться ревматизм пальцев. Последние годы тетка Ульяна сторожевала, все по ночным дежурствам — сова совой. А так и было: ночью она работала, днем отсыпалась. Из сторожей и ушла на отдых.

Пенсия у тетки Ульяны мизерная — двадцать восемь рублей. Правда, два года назад увеличили на четыре рубля, и она облегченно вздохнула: заметно легче, подчеркивала, стало жить. Ванька, узнав о том, усмехнулся, но про себя подумал: для старой женщины каждая копейка — рубль. Чего там, дел у сельской хозяйки, требующих денежного вклада, — ого-го, успевай зарабатывать. К примеру, дрова и уголь приобрети, огород осенью вспаши, сена, коль сама накосить не можешь, купи… Э-э, всего не перечислить. Словом, живется непросто крестьянке, а особенно, у которой ни мужа и ни детей, которая одна-одинешенька.

— К нам приходил кто-то или мне показалось? — Ванька посмотрел на тетку Ульяну.

— Зинуля-Горемычка прибегала. Балованная она стала. Я посуду мою, — принялась рассказывать тетка Ульяна, — со стола убираю, а она из-за моей спины: гыр-р. Напугала меня. От беса, от беса!

— А то и гляжу, мелькнуло что-то.

Тетка Ульяна заметила оставшуюся дощечку, приблизилась, нагнулась и подняла ее.

— У Зинули нынче день рождения. Нарядная прискакивала. Отец, говорила, по этому случаю ей подарил платье.

— Платье?

— Платье.

— В горошек?

— Ага.

Ванька помолчал. Ему в эту минуту припомнилась Катерина. Та, между прочим, тоже носила платья в горошек, будто их для нее специально шили. Платья были красивые, разных цветов.

— Я чего уточнил. Думаю, не показалось ли? Кстати, — вспомнил вдруг Ванька, — а как мать Зинули, Евдокия, жива еще?

— Жива. — Тетка Ульяна покачала головой: — Но то разве жизнь — мука одна. Вот уж действительно: одному мед, а другому лапша прокисшая.

— Не повезло женщине, — согласился Ванька. — Ну а Игнат все еще в кузне?

— А где ему быть? — Тетка Ульяна не спеша прошла к куче и бросила на нее дощечку. — Игната если не станет — колхозу придется туго, — заметила она, возвращаясь.

— Отчего?

— А найди такого кузнеца, как Игнат. Днем с огнем не сыщешь. Сколь уж лет он у наковальни?

Ванька было начал припоминать, но тут же и бросил это занятие — бесполезно. Ваньки еще не было на свете, а тот уж вызванивал молотком.

Об Игнате Перевалове во все времена шла слава как о мастеровом человеке. Выковать рессору, подкову или же подковать лошадь, ну и прочие дела подобного рода — все это для него не составляло никакого труда, обычная пустяковая работа. Игнат удивлял другим — он из бесформенной железяки сотворил иногда такое чудо, что люди ахали от изумления. Особенно хорошо у Игната получались старинные фонари, он ковал их со всевозможными вензелями. Сколько Игнат понаделал фонарей — ого-го! И в городе, и в районе украшают парки. Все знают — это работа кирпилинского кузнеца.