Николай Кузаков - Рябиновая ночь

Не успела Анна принять отряд, как заботы обступили ее со всех сторон. И с каждым днем их становилось все больше и больше. Семян добрых нет, а репьем отсеешься, не жито и взойдет. Механизаторов с горем пополам подобрала, опять с техникой заело: дали два старых трактора, они в первой же борозде развалятся. Сколько ни воевала, ничего не вышло. Пообещали к севу новые дать. А придут ли они? Алексей говорит, что сеять отряд будет только стерневыми сеялками. А где они? И плоскорезы она в глаза не видела. А людей вначале надо научить на них работать.

В конце дня Анна зашла в контору к Ивану Ивановичу. Он что-то писал.

— К тебе можно?

— Можно. Садись, — кивнул на стул Иван Иванович.

Анна села напротив. Иван Иванович закончил писать, положил ручку, отодвинул бумагу.

— Что у тебя?

— Мне учебник по плоскорезам нужен. У тебя, может, есть?

Иван Иванович дотронулся до носа-лодочки, пристально посмотрел на Анну, точно первый раз ее видел.

— Дождалась…

— Кого?

— Ног под собой не чуешь?

Анна заметила, что у Ивана Ивановича на рубашке нет одной пуговицы.

— Жениться тебе, Ваня, надо.

— У меня, кажется, жена есть.

Полные губы Анны тронула горькая усмешка.

— Ты еще на что-то надеешься?

— Как ты пала. Алешка женат. А ты все за ним гоняешься. Это же аморально.

— Может быть. А жить с женщиной, которая тебя не любит, это чисто? Да это же надругательство над человеком.

— Выслуживаешься, — не слушая Анну, продолжал Иван Иванович, — глядишь, где-нибудь в кустах и обогреет.

— Какой же ты подлец, Ванюшка.

Анна встала.

— Постой. Давай, Анна, забудем все. Уедем куда-нибудь. Хоть завтра. И пропади пропадом этот Алешка со своими плоскорезами.

Анна покачала головой.

— Никуда я не уеду, Ваня.

Домой Анна пришла с горьким чувством на душе. Жалко ей было и Ивана и себя.

— Иди корову подои, — попросила мать.

Вернулась из хлева Анна, а в горнице тетушка Долгор. Елена Николаевна хлопотала возле стола.

— Ты уж посиди, я сейчас мигом сгоношу ужин.

Тетушке Долгор доходил шестой десяток, но она была еще ядреная, в меру полная. Смуглое широковатое лицо, а на нем с голубинкой глаза, точно в них задержался отсвет закатного неба. Надо же было придумать такое природе. Долгор любили на селе, а поэтому все, и стар и мал, звали тетушкой.

— Я к тебе, Анна, — заговорила тетушка Долгор. — Возьмешь меня поваром в отряд?

— Как же не взять? Да мы без тебя с голоду помрем.

Тетушке Долгор, хотя она и не показывала виду, было лестно услышать такие слова.

— Когда кочевать будем на полевой стан? — спросила она.

— Скоро. Я скажу.

— Что-то я давно твоего Дашибала не вижу, — наливая из самовара чай, поинтересовалась Елена Николаевна.

— Я и сама забыла, когда он дома был. Совсем сдурел, мотается по степи с табуном как угорелый, про все забыл старый.

— На днях по телевизору его показывали. Я диву даюсь, как он с этими конями управляется. Трое суток под скалой в пургу прожил. Сам голодный, а коням несколько вязанок сена на себе принес. Героем его назвали.

— Знакомые из Агинска приезжали, сказывают, тоже смотрели. Нина Васильевна заходила, хвалит старика. Подмену ему отправила. Пусть хоть отогреется маленько дома.

После ужина Анна ушла в свою комнату. Сейчас должны девчата подойти: сегодня день самоподготовки, решили вместе позаниматься. Анна взяла книгу, из нее на стол выскользнула фотокарточка. У Белого камня стоит Алексей. На лице счастливая улыбка. Снимался перед уходом в армию. Сколько потом воды в Ононе утекло, а вот сердце никак не хочет униматься.

Анна не заметила, как в комнату впорхнула Дарима.

— А я думала, опоздала.

Анна от неожиданности вздрогнула.

— Ласточка, да ты когда-нибудь меня заикой сделаешь. — Анна положила в стол фотокарточку.

— Аннушка, покажи…

У Даримы заблестели глаза-смородины.

— Ох и любопытная Варвара…

Дарима взяла фотокарточку, понимающе посмотрела на Анну.

— Ты не обидишься, если я тебя о чем-то спрошу?

— Спрашивай.

— А правду говорят, что Алексей Петрович хотел тебя украсть у Ивана Ивановича.

— Мало ли что люди говорят, — неопределенно ответила Анна.

— Ой, как интересно, — просияла Дарима. — Меня бы хоть понарошке кто-нибудь украл, ночью, в буран. Подхватил бы на руки, вскочил в седло и умчал в степь или горы.

Дарима в радостном возбуждении крутнулась по комнате. Анна с любовью смотрела на нее.

— Подожди, придет время и увезет тебя Князь.

— Аннушка, а Гантимурчик тебе нравится?

— Славный парень.

— А я на него вчера рассердилась.

— За что?

— А что он взял да и поцеловал. Теперь мне стыдно смотреть на него.

— Какая ты светлая, Ласточка, — с нежностью посмотрела на Дариму Анна.

— А тебя Алексей Петрович целовал? Скажи, Аннушка?

— Нет. Даже когда в армию уходил, не смог насмелиться. Потом как-то было, да я уж не помню.

— Все любишь его?

— Ласточка, детям до шестнадцати лет такие разговоры вести воспрещается.

— А мне уже восемнадцать.

— Все равно.

В комнату, покачивая крупными бедрами, не вошла, а вплыла Дина Кирюшкина. Ее высокая прическа была похожа на воронье гнездо.

— Девы юные, что теперь будет-то, — плюхнулась на стул Дина, достала из сумочки помаду и стала подкрашивать губы.

— Что-нибудь стряслось с тобой? — встревожилась Дарима.

— Стряслось, золотая рыбка. Влюбилась я.

— Опять?

— Ага, — пряча помаду, качнула вороньим гнездом Дина. — Только подумать, третий раз за неделю.

— И в кого же это? — пытала ее Дарима.

— В Саньку Кухтина. Говорит, радость моя, жить без тебя не могу. Вот и хожу как потерянная. До петухов мне про космонавтов рассказывал, а я, грешница, все про любовь думала.

— А Валька Орехов чем тебе не угодил?

— Да он за весь вечер только и сказал: «Да-а-а… Хороша ночь».

Дина так скопировала Орехова, что Дарима с Анной невольно рассмеялись.

— Вам смешно. Вот возьму и выйду замуж за старика. Тогда, жалеючи меня, еще всплакнете.

— Хватит, — добродушно сказала Анна. — Давайте заниматься. А то потом будем моргать перед Алексеем Петровичем.

— Девы юные, постойте, — спохватилась Дина. — Наташку Путинцеву видела. Из города приехала, техникум закончила. Будет работать заведующей лабораторией. Какая у нее шапочка… А сапоги… Мечта. Подошва в четверть толщиной, каблук как конское копыто. Так красиво, так красиво, аж противно. Завтра же помчусь в город. Душа у меня не выносит, если увижу, что кто-то лучше меня вырядился, сна лишаюсь, на ум больше ничего не идет.

— Тебя, Дина, не переслушаешь, — остановила ее Анна. — Если есть еще что-то, то выкладывай разом, да покороче.

— А вопрос, Аннушка, можно?

— Давай.

— А парни у нас в отряде будут?