Вера Дорофеева - Истории без любви

Ученый секретарь размашисто завизировал последнюю бумагу. Наташа вышла. Бернадский выпрямился в кресле, потянулся, шумно вздохнул и произнес одно из своих изречений:

— Бюрократия сожрет когда-нибудь мой мозг.

— Ничего, что-нибудь и нам, грешным, останется...

— А если нет?

— Тогда я горько поплачу, что ты не успел мне помочь в одном деле.

— Ага, значит, все-таки дело. Без него ты редкий гость в этом кабинете.

Ученый секретарь встал из-за стола, подошел к двери и запер ее на ключ. Когда он повернулся к Шефу, лицо его было усталым.

— Что-нибудь случилось?

— Случилось, с Женей Дейнеко... Его завернули..

— Позволь, но у него же все в порядке: отзыв с кафедры металлофизики, письмо нашего института. Я сам его подписал. Там все достаточно убедительно изложено.

— Знаю. Но дело в том, что Дейнеко, а заодно и нас с тобой обвинили в жульничестве.

— Но это же чушь какая-то! Конкретно, против чего он возражает?

— Против того, что диссертация защищается вне института.

— Н-да!.. Значит, жулики?

— Значит, так.

— А ты знаешь, деятель-то этот не без нюха. Учуял, что криминал здесь есть.

— По-твоему, перспективная теоретическая работа — это криминал? Но вспомни, как сам же на активе говорил о семи процентах...

— Положим, я говорил о пятнадцати. Это французские социологи заявили: для того чтобы обстановка в научном центре была творческой, теоретические, поисковые, далекие от сиюминутного внедрения исследования должны занимать в работе института семь процентов. Я и сейчас считаю, что при таком размахе, как у нас, теоретический поиск должен занимать минимум десять процентов, а лучше — пятнадцать.

— А что ты с этими процентами будешь делать, если негде защитить даже одну теоретическую работу? ГАИ и то не додумалась до того, чтобы на оживленной магистрали города вдруг повесить «кирпич» — проезд воспрещен.

— Но мы ведь с тобой уже говорили: в нашем ученом совете нет таких специалистов, чтобы по косточкам разобрать работу твоего Дейнеко. Исследование-то теоретическое. А наш принцип — обязательное внедрение. А что может представить твой талантливый соискатель? Листок сплава, по размерам близкий к фиговому?..

— А если серьезно?

— Серьезно? Ты хоть знаешь, что за человек мой коллега в том институте?

— Так, кое-что слышал. Но все на уровне салонных разговоров.

— А точнее?

— Точнее? Он на этом месте недавно. И вообще, в нашем городе человек новый.

— Это я знаю. А как он сел на это место?

— Неизвестно. Одни говорят, что учился вместе с ректором. Мол, старая студенческая дружба. Другие, что демобилизовался и приехал в родные палестины.

— А специалист-то он в какой области?

— Говорят, металлофизик, кандидат наук. Но я такого имени в литературе не встречал.

— А может, он по закрытой тематике работал? Или уже кончил заниматься наукой, как мы, грешные, а двигает ее в организационном плане? Или закончил путь на научном поприще, когда ты еще не начинал?

— Да нет, он наших с тобой лет. По мнению тамошних дам, мужик еще крепкий.

— Слушай? А что если твой Евгений к нему еще раз сходит? Может, у этого мужика настроение сегодня было не то или неприятности... Дейнеко и попал под горячую руку. Может быть? Вполне!

— Нет. После всего, что было сказано, Дейнеко к нему в роли слезного просителя больше не пойдет. Да и будь я на его месте, второй раз просить бы не стал.

— Экие вы ранимые! А дело?

— Насколько я тебя знаю, ты, Сева, тоже не пошел бы еще раз. Ну ответь по совести: пошел бы?

— Нет.

— К тому же этот деятель и документы все Дейнеко вернул...

Они молчали, каждый думая о своем, а в сущности, об одном и том же, огорчаясь за Женю Дейнеко и завидуя ему. Потому что знали цену исследованию, сделанному этим немногословным парнем. Знали они и другое, что сами в этом деле не отступят и будут вместе бороться, используя весь свой авторитет, положение и «опыт парламентской борьбы», а проще — тактические приемы, которые приходят, к сожалению, лишь с годами ценой существенных потерь и достаточной нервотрепки.

Первым нарушил молчание ученый секретарь.

— Значит, думаешь, необходим огонь из стволов главного калибра?

— Именно.

— Ну что ж, я узнаю, кончилось ли у директора совещание. Он сегодня собирал группу по К-700. По моим расчетам, им пора закругляться.

Окна были распахнуты, и в комнату вливались потоки осеннего солнца, высвечивая мельчайшие складки на парусиновых чехлах стульев, традиционное зеленое сукно массивного письменного стола.

Борис Евгеньевич Патон просматривал записи совещания, когда в кабинет вошли ученый секретарь и Шеф.

— С чем пожаловали? Времени у меня в обрез...

— С неприятностями, — ответил Вернадский. За годы совместной работы он постиг: академик не терпит дипломатических обходных маневров и предпочитает в деловых разговорах ясность, точность, краткость, какими бы неприятными они ни были.

— Что-нибудь серьезное?

— Не так чтобы очень, но все-таки...

Патон посмотрел на Шефа.

— А ты что молчишь? Или в вашем дуэте голы должен забивать в мои ворота ученый секретарь?

— Пока что забили нам всем, в одни институтские ворота. Чисто сработали. На высшем уровне.

Шеф нарочно начал издалека, с первых шагов Дейнеко. Ведь тема работы возникла не случайно. Первым на проблему обратил внимание сам Борис Евгеньевич Патон. Он прочел тогда об опытах американцев с торием и передал Шефу записку, где были такие слова: «Думаете ли вы об этом? Ваши соображения!» Когда это послание докатилось до отдела, на обратной стороне листка уже красовался лиловый штамп ученого секретаря: «На контроле», а в правом верхнем углу значился исходящий номер. Получив послание, Шеф только хмыкнул. Он уже читал статью в американском журнале и тоже думал об этом. Но думать — не действовать. А лиловый штампик на обороте записки требовал именно действий, быстрых и точных.

Шеф мог поручить эту тему кому-нибудь из «асов». Но все тогда были заняты горящими темами. Перспективы же этой работы оставались еще очень туманными и призрачными. Шеф рассчитал тогда правильно и другое. Проблема была новой и требовала нестандартного подхода. Необходим был человек извне, еще не отягощенный опытом, способный не просто использовать готовый арсенал исследовательских методик, а пофантазировать, поискать — этакий Колумб-металлофизик, который, считая, что ищет свою Индию, мог попутно открыть и Америку. Аспирант Дейнеко с его добросовестностью, работоспособностью и неопытностью очень для этого подходил.