Альберт Карышев - В День Победы

— Это Кэт, — объяснил он Ане. — Наша студентка, — затем представил Аню Кэт. — Посмотри, — сказал он ей, — какой хороший мальчишка. Заснул наконец. Посмотри, как красиво спит. А то кричал как сумасшедший.

— Ты будешь есть мороженое? — сказала ему Кэт не без отчуждения от его случайной знакомой. Ее приятное волжское окание, мягкий естественный голос, застенчивость и, конечно, главное, завидную внешность она сразу отметила с женским чувством соперничества, но не подала вида.

— Да нет, я не хочу, — ответил Петухов. — Отдай Ане. Аня, съешьте мороженое. Я вижу, вы его любите.

Кэт с досадой протянула стаканчик молодой матери. Аня, поколебавшись, взяла его и, от смущения смеясь, начала есть мороженое.

— Ты что, так теперь и будешь стоять с ребенком на руках? — спросила Кэт, улыбаясь.

— Да нет. Сейчас пойдем, — отвечал Миша. — Все равно пока делать нечего. Хочешь немножко подержать? Только, смотри, осторожнее.

Он передал малыша Кэт. Она его некоторое время подержала и растрогалась его сонным личиком, загадочными улыбками и причмокиваниями. Но вскоре девушка вернула Колю Петухову и посмотрела на ручные часы: до прибытия их электрички оставалось не так уж много времени. Аня, пока они занимались с ее ребенком, очень переживала за него, но из вежливости старалась этого не показывать, только задерживала во рту мороженое и кидала на Колю тревожные взгляды.

— А ты, Кэт, не хотела бы иметь такого? — пошутил он с откровенностью влюбленного.

— Нет, не хотела бы, — ответила Катя.

— Почему?

— Потому, что мне об этом еще рано думать.

— Почему? — сказал он, усмехаясь, чтобы сгладить свое неловкое положение, ибо Кэт явно не восприняла его шутки и даже не захотела скрыть недовольных нот в своем голосе. — Почему? — повторил Миша, втайне сердясь на нее.

Съев мороженое, Аня смяла стаканчик, пошла и кинула его в урну, а возвратившись, вытерла руки носовым платком и протянула их за ребенком. Петухов передал ей Колю, обнял за талию Кэт и этим действием заставил подобреть свою подругу. Он уставился на молодую мать, привораживаясь, как и в первый момент, ее обликом, неожиданно чувствуя грусть расставания, неясную тревогу и думая о том, что вот сейчас он от Ани уйдет и что-то не повторится для него никогда. Что-то, чего он смутно искал в своих отношениях с Кэт, вдруг мелькнуло в коротком общении с Аней, затем повторилось, сразу обрело устойчивость и заставило сильнее забиться сердце.

Он посмотрел на часы и сказал:

— Сейчас пойдем.

— Да, — подтвердила Кэт, и Миша с досадой уловил в ее голосе удовлетворение.

— Вам-то когда ехать? — спросил он у Ани.

— Мне еще не скоро, — ответила она, и студенту показалось, будто в ее глазах мелькнула ответная печаль. — Мне еще надо закомпостировать билет, — сказала Аня.

— Может быть, мы вам успеем помочь? — произнес он, заметив, какой молниеносный отчаянный взгляд она кинула на чемодан и кошелку. — Кэт, может, успеем?

— Не успеем, — ответила Кэт; и он, взглянув на нее, сказал из упрямства:

— Вполне можно успеть.

— Не надо, — сказала Аня, чуть покачивая своего Колю, потому что он начал всхлипывать во сне. Петухов опять залюбовался ею: прекрасным чистым лицом, теплившимся в глазах тихим страданием, всем ее материнским образом, включая ребенка на руках, — залюбовался, потом проникся острой жалостью к ней и злобой к неведомому отцу Коли. Кэт перехватила его взгляд и с ударением сказала:

— Пойдем на перрон. Нам пора. Сейчас подойдет электричка.

— Пойдем, — отозвался Миша, поправляя на плече ремень спортивной сумки.

Он еще постоял возле Ани, вздохнул. Она лишь на миг взглянула на него, но этой доли времени оказалось достаточно, чтобы он убедился: да, расставание с ним ее печалит. Потом Миша и Кэт простились с молодой матерью, сделали от нее несколько шагов, и, пока шли, Петухов успел сообщить своей подруге:

— Знаешь, какой-то гад соблазнил ее.

— Да? — сказала Кэт, вскинув на него глаза. — Как же она это позволила?

— Как? Не знаю как, — ответил он, сознавая невозможность ответить на то ли слишком наивный, то ли вероломный вопрос и удивляясь, что в этом вопросе явно больше праздного любопытства, чем сочувствия. — Слушай, — произнес он, останавливаясь, — давай вернемся и поможем Ане донести вещи до кассы. Ей одной тяжело.

— Ну, хорошо. Давай, — согласилась Кэт. — Только побыстрей. А то опоздаем.

Они, к удивлению молодой матери, возвратились. Кэт сама взяла кошелку и направилась с ней к кассе. Михаил поднял чемодан. Аня смущенно пошла за ними, на ходу извиняясь и уговаривая студентов больше с ней не связываться и поспешить на перрон.

Когда они поставили вещи возле кассы, Петухов сказал Ане:

— Только сразу займите очередь, — и обратился к парню, стоявшему последним в очереди: — Слушай, ты в случае чего помоги этой женщине.

— Ладно, помогу, — равнодушно ответил парень.

— Идите же, — произнесла Аня тихо и женственно. — Спасибо вам. Идите, идите! Я теперь одна справлюсь.

Он вновь уставился на молодую мать и почувствовал, что не может оторвать от нее глаз и просто так расстаться с ней. Улавливая в ее взгляде признательность и никогда не забываемое в будущем воспоминание, Миша улыбнулся ей, покачал головой и опять вздохнул.

Кэт еще раз посмотрела на часы и дернула его за рукав.

— Ровно три минуты осталось, — сказала она с признаками откровенного раздражения.

Очнувшись, Михаил посмотрел на нее и удивился тому, что в ее лице есть обличье птицы, которого он раньше не замечал. Обличье это составляли небольшие размеры лица, маленькие, сведенные в комочек губы, круглые глаза и тонкий нос.

— Аня едет в Астрахань, — произнес он.

— Послушай, я не знаю, зачем ты это говоришь, — рассерженно отозвалась Кэт. — Мы помогли Ане. В конце концов нам все равно, куда она едет.

«До чего же неудачно она подкрасила веки и губы, — подумал он. — Надо будет сказать ей об этом. И вообще, что за привычка с таких пор краситься! Не девушка, а кукла какая-то!»

— Ну, идите же! — сказала Аня умоляюще, обращаясь к одному ему, и Миша ощутил меж собой и ею то, что называют родственностью душ, то, что рождается между мужчиной и женщиной по каким-то капризным законам, и понял, что ей без него тоже будет очень плохо.

«Ах, скотина!» — опять подумал он с яростью об отце ребенка и на глазах молодой матери изменился в лице.

— Да, нам пора, — сказал он, беря себя в руки. — Прощайте. Сейчас, Кэт. Только не дергай меня.

— Нет, ты можешь оставаться, — произнесла Кэт со злой улыбкой. — Я поеду одна. Дай мне билет.

Покрываясь пунцовыми пятнами, она протянула руку и отступила по направлению к выходу на перрон, где еще ждала загородная электричка, к которой уже никто из пассажиров не подходил.