Альберт Усольцев - Светлые поляны

— За возвращение в строй! — сказал Макар Блин, поднимая свою стопку.

Выпили. Макар Блин начал хрустеть свежими огурцами.

— Какой там строй, — сказал Астахов. — Слабоват я стал для машин.

— Не шутка в деле, конечно, — согласно кивнул Макар Блин, — на двух войнах пошоферить…

— Не шутка.

— А нам квитанция на машину пришла, — как бы между прочим заметил председатель. — Новье! «Зисок»!

Макар Блин хотел было еще наполнить стопки, но Астахов прикрыл свою ладонью.

— Норма, Макар Дмитрич.

— Душа — мера, — не стал настаивать председатель и перемигнулся с Марфой Демьяновной, а та, сложив свои губы в хитроватый тюрик, начала издалека:

— Вот я и говорю, Семен Никитич, ежели вас в родных местах и некому приветить, оставались бы у нас, в Черемховке. Деревня справная, народ — справедливый…

— И верно, — поддержал Марфу Демьяновну председатель. — Разговор наш в прошлом разе остался недоговоренным… Новые машины покупаем: «зисок» и полуторку. А большого знатока по машинной части нет. Так?

— Так-то оно так, Макар Дмитрич. Но быть завгаром — здоровья не меньше надо, чем самому баранку крутить.

— Ничего, отдохнете, поправитесь. Воздух у нас — сплошь озонный, молока с колхозной фермы станем выписывать… И машинка, ЗИС, опять же новая… Кто ее с базы погонит? Мазеин в отъезде. Катерина из доверия вышла: со станции гнала машину задним ходом.

— Нет, — резко сказал Астахов.

— На нет и суда нет, — мягко согласился председатель, огорченный тем, что его разговор и визит оказались напрасными. — Тогда по капельке на посошок!

Но Астахов так и не снял руки со своей стопки. Злился на себя — ни за что ни про что так грубо ответил, будто Макар Блин виноват, что некуда и не к кому возвращаться ему.

— Машину пригнать, пожалуй, вам помогу, — неожиданно сказал Астахов. — А в остальном не насилуйте, Макар Дмитрич.

— И то дело, — согласился Макар Блин, снова подмигнув Марфе Демьяновне: пусть, мол, пригонит машинку, а там посмотрим.

— Так за грузовичок, чтоб ему долгие лета! — все-таки сумел плеснуть несколько капель председатель в стопку Астахова.

Хоть и вертелось у Макара Блина на языке прежнее предложение о гараже, но не посмел: больно худ на лицо да слаб на руки был этот заезжий человек. А вот колхозный сад — другой вопрос, тем более что Астахов раньше при лесе состоял. Хотя, конечно, как, с какой стороны подойти к этой работке. Вон Витька, бесенок, улыбается, будто разгадал председателеву мысль.

— Ну так есть дело для меня?

— Сад, — сказал Макар Блин. — Самое легкое дело — сад.

Витька расхохотался.

— Ничего себе легкое, — сказал он. — Платонов от сада на ремзавод в кочегары подался. Аристарх Башарин грыжу нажил. А Соломея Светлакова до сих пор по ночам кричит: «Стой! Стрелять буду!»

— Ну ты, парень, заливаешь малость, — осадил Витьку председатель. — Платонов пошел на повышение. Башаринская грыжа — от лесозаготовок. А Соломея Светлакова — женщина… Она, понимаешь, женщина, — только и нашел что сказать о последнем садовом стороже Макар Блин.

Жестока и беспощадна зауральская природа к садам. Чуть зазевался, не укрыл вовремя яблоньку камышовым матом — вымерзнет. Летом не полил водой — солнцем высушит. Защитной стеной не обвел сада — начисто все буранами выломает. И так яблочки не ахти какие растут, величиной с сорочье яйцо, горечь да кислятина, а тут и последнее непогода отберет, коль не усмотришь. На приусадебных участках редко яблоню встретишь. Овчинка выделки не стоит, говорят зауральцы и сажают картошку-моркошку: какая-никакая, а все равно вырастет.

Черемховский сад был заложен Ажарновым. Долгое время Ажарнов, как шутят черемховцы, воевал на два фронта — успевал управляться с конными делами и с садовыми. Но потом, когда деревья подросли, пришел к председателю и сказал: «Вот и ладно, щас без меня ягода-года пойдет». И вправду, черемховский сад, пожалуй, единственный в районе, приносил доход своим хозяевам. Ранней весной шел лук, парниковая редиска, огурцы, потом — садовая клубника-виктория. Малину едва успевали обирать. А там и слива черная, слива желтая, слива белая. Вишенья одного было кустов сто. Смородины — черным-черно, любо-дорого в руки брать. Крыжовник шипами щетинился в трех длиннющих рядах. Самой большой ценностью черемховского сада были стланцевые яблони. Низенькие, карликового росточка, они густо стелились по земле. Одно то, что яблоки вырастали хотя бы по размеру не меньше крымских, вселяло в сердца старушек из садовой бригады законную гордость, а в душу сторожа вполне понятную тревогу. За ними и охотилась черемховская детвора. И не то чтобы уж очень хотелось съесть такое яблоко: просто было интересно, потому что стланцевые яблони охранялись больше всего.

На сад, когда у него был низенький плетень со множеством дыр для зайцев, ребята вроде и внимания не обращали. Спокойно проходили мимо на рыбалку даже тогда, когда из-за защитной тополиной полосы тянуло запахом спелых слив. И стал бы сад вроде поля с горохом — раз попробовал, охотку сдернул, и спокоен, не приди Макару Блину в голову мысль заменить низенький плетень высоким, крепким, в два человеческих роста, тыном. Это сразу заинтересовало ребят. Нет-нет да и появлялось желание перепрыгнуть тын на длинной тычке из-под хмеля. Тын простоял недолго — как на грех повалило его ураганом. И снова бы мир и спокойствие воцарились в саду, не приди Макару Блину новая мысль — пустить вдоль изгороди собак. Откуда-то привезли двух овчарок. Говорили, что они ученые, сыщицкие. И вправду, овчарки еду брали только из рук сторожа. Вдоль яблоневых рядов натянули проволоку, и гремели по ночам собаки цепями. Об овчарках рассказывали небылицы. Будто они с самой границы, только списанные за норовистый характер. Будто по запаху могут определить вора. И воров среди ребят не было, никто не собирался воровать в колхозном саду, но коль воздвигли такую загородь, да сыщицких псов привезли, да сторожа вооружили берданкой, заряженной, по слухам, солью, то интерес к саду сразу возрос. В то время ведь полыхала война. В кино тоже войну показывали. И в газетах писали о войне, об отцах. Отцы через минные поля проходили, реки под огнем форсировали, а тут какой-то несчастный тынишка да списанные с заготзерновских складов брехалки! И пошло. И поехало. Кто кого перехитрит — председатель ребят или они его. Макар Блин окружает сад вспаханной контрольной полосой, совсем как на границе, заводит сантиметровую линейку и толстую тетрадь в коленкоровом переплете, измеряет оставленный след, а по вечерку приходит в дом и сравнивает отпечаток с оригиналом — ребята у деревенского чеботаря узнают размер сапог председателя, из старых ошметков шьют точно такие бахилы и в них преодолевают коварную полосу: не будет же голова свой размер записывать, зарисовывать в тетрадку.