Альберт Усольцев - Светлые поляны

— Благодарю за службу! — по-военному сказал Макар Блин.

Все затихло, погрузилось в мягкую вечернюю дрему.

Женщины быстро разбежались по домам, надо было еще засветло успеть подоить коров и управиться с хозяйством.

Покурив, разошлись и мужики.

Еще раньше убежали с конного двора на Поцелуйку ребята. Сейчас с речки доносился до Витьки их плеск. А Витька долго не мог отойти от этого обыкновенного земляного холмика. Кружил, поправлял дождевую канаву, будто силосный горб был приметком ценного сена-листовника и его надо было уберечь от непогоды. Ходил и не мог понять сам, почему это он все еще здесь, а не на речке.

Ребята искупались и веселой стайкой пролетели к деревне, к домашним столам, богатым от появившейся огородной зелени, а он все еще ходил вокруг холма, словно заложен в нем был не силос, а нечто более важное, сокровенное, только ему, Витьке, известное.

Когда выкатилась красноватая луна, Витька взял под уздцы покорно дремавшего у сенного пласта Гранита и повел его купать на Поцелуйку. Без мытья лошадь не отдохнет, а назавтра предстоял такой же жаркий день.

Силосных ям всего было десять: шесть у деревни и четыре у второй бригады.

Из ближнего, самого близкого к Черемховке городка Шадринска возвращалась она с курсов повышения квалификации. В тридцатые годы окончила Ефросинья Петровна педучилище. Учителей тогда не хватало, и готовили их, как в войну лейтенантов. Так что приходилось раз в два-три года уезжать в соседний городок. Школу в Черемховке районо и в самом деле решило ликвидировать из-за малочисленного контингента и близости к райцентру. Учительнице предложили после повышения квалификации перейти воспитателем в интернат. Ефросинья Петровна пока согласия не дала, а в душе решила: «Курсы пройду, не повредят, а работы хватит и в своем колхозе. Не вечно же быть этому «малочисленному контингенту» — поди, начнут бабы рожать! Войны нет, жизнь веселее…» До смеху доходило, когда на току иль на складе заводила учительница такой разговор. Катерина Шамина, решив понести третьего, принародно заявляла: «Бабы, надо Ефросинью Петровну выручать — прикроют школу. Слышите, бабы, берите обязательства».

И все-таки районо, главный школьный начальник, решило судьбу черемховской началки — прикрыть. «За недостаточностью контингента учащихся»… Оставшихся определить в семилетку райцентра. Председателю колхоза предложить организовать подвоз учеников в «неблагоприятную для пешей ходьбы непогоду». Последние слова почему-то очень рассмешили Макара Блина.

— Так и сказали? «В неблагоприятную для пешей ходьбы непогоду»? — вытирая кончиком вышитого кисета выступившую от мелкого старческого смеха слезу, спросил он.

— Написано черным по белому, — протянула ему решение районо Ефросинья Петровна.

Макар Дмитриевич внимательно пробежал глазами отпечатанные на пишущей машинке строчки. Сказал сам себе:

— Да когда же, бог ты мой, непогода бывает благоприятной? И еще для пешей ходьбы?

Повернул стандартный лист: нет ли чего на обратной стороне? Чисто! Тогда рассмотрел печать. Все в порядке. Причину придраться к бумаге все-таки нашел.

— «ОНО» большими буквами?

— Положено — организация: отдел народного образования, — пояснила учительница.

Макар Блин недовольно крякнул — и тут права бумага. Да какая бумага-то, вощеная, лучший сорт. Хоть деньги делай. Такой ни начальная школа, ни правление давно не видели. И правильная, черт возьми, бумага, по сути правильная, хоть и в корне неверная. Учеников мало — зачем занимать здание, платить учительнице зарплату, расход нести на все четыре класса, когда в райцентре все куда дешевле обойдется. Это с одной стороны, с денежной. А поверни с человеческой?.. Начальная школа, она ведь не просто учит этот самый «контингент» правильно считать да писать без помарок. Так грамотный человек и на дому может пацана настропалить: будет знать, сколько в рубле копеек да как из букв слова составлять. А это — НАЧАЛЬНАЯ ШКОЛА! Начало! Всему начало — жизни, характеру. Кто первый урок в ней проводит? Он, председатель колхоза «Страна Советов» Макар Дмитриевич Блин! При полном параде, при ордене, полученном за урожай, даже при галстуке. Ради такого часа приходится изменять постоянной привычке ходить в армейском стареньком френче. День торжественный, учительницей определен, хоть этим самым районо и не предусмотрен. И говорит на этом первом уроке председатель о земле, о хозяйстве, позволяет себе немного и помечтать. Собственно, мечта для него, ему век недолгий остался, для них же, сидящих за партами, совсем не мечта, а явь — завтрашний день, в котором они будут жить. Нехватки какие у школы — куда идет учительница? К этому горбатому слову? Нет, к нему, в правление. А правление и решает — где достать краски на ремонт, как вывезти из деляны дрова, сколько пшена отпустить на бесплатную кашу, из какого города привезти настоящие, «магазинные», елочные игрушки. И школяры колхоз не забывают: подмогнут червя весеннего в саду уничтожить, в сенокос, как горох, высыплют на кошенину, в прополке не откажут, осенью за комбайном колоски соберут. И хоть невелик в денежном исчислении их труд, но разве в этом дело?

— Подвоз-то «по непогоде» организуем, чего там, — вздохнул Макар Блин, — человека и лошадку выделим. Хрясла пологом накроем, в кибитке будут кататься… Да разве в этом дело, Ефросинья Петровна… У нас из школьного окна поле видно, а в райцентре?

— Ничего не поделаешь, Макар Дмитрич. Жизнь спешит-торопится. Из нашего окна поле виднеется, а там, возможно, большее…

— Да что же может быть больше поля-то?

Поля колхозов в этой обжитой стороне были невесть какими: шестьдесят-восемьдесят гектаров самое великое. И председатель считал, что нет ничего «большего», чем колхозное поле.

— Школа — не наседка, Макар Дмитрич, всех при себе не удержит. И в рядок не выстроит. Поглянется кому родная земля — останется. Насильно мил не будешь.

— И это верно, но обидно… Какие там мальцам учителя попадутся. Я не говорю о пятиклассниках — эти на своих ногах, четыре года в твоей «академии» науки проходили…

— В нашей «академии»…

— Пускай будет так. В нашей «академии». А первоклашки как тесто. Какова стряпка, такова и оляпка!

— Учителя в центре хорошие. Много с высшим образованием.

— Землю любить не образование учит, Ефросинья Петровна.

Они сидели в пустом классе внезапно погрустневшей школы. Сиротливо стояли во дворе вынесенные на окраску парты. Печеклад, содрав прогоревшее железо с круглой, «механической», печки не спешил разбирать кирпич — знал, что школа «прикрыта», торопиться к первому сентября нечего. Даже большой глобус, всегда такой важный, торжественный, стоял неловко, опершись на самодельные счеты.