Владимир Фоменко - Память земли

Колхоз имени Щепеткова стоит у Лебяжьего ерика. От Лебяжьего, четко видные с хуторских бугров, водяными тропами отходят к Дону еще три: Зеленков Большой, Зеленков Малый и Голубенков. Разливаясь к апрелю, Дон накрывает собой ерики, вплотную обступает колхоз Щепеткова. От стариков до пионеров все тогда на баркасах. Словленные баграми, темнеют вдоль берега коряги, стволы верб, груды камышового плава. Это работа женщин и девчонок; мужчины на рыбалке. С десяти — двенадцати лет каждый малец здесь рыбак. Не у берега, а далеко на быстринах орудует с отцом или сам, один, накидной сеткой, чтобы насолила мать подледной рыбы, вывесила на ветерке, покамест погоды для малосола холодные и муха не садится.

Валом идет разлив. Мутно-рыжая, густая от размытых почв вода с шорохом, со всхлипами несет на себе площади льда, острова камышей, копицы сена, смытые в верховьях, а то и собачью будку с уцепившейся на крыше собакой…

Перед спадом Дон умиротворяется. Густая муть становится илом, оседает на луга, на огороды, и даже стволы зацветающих в воде яблонь стоят, как в сапогах, в налипшем черноземе.

Говорят: река напоит, река и разорит. Насчет разора произносится так, для складности. Крепко живет здесь, на воде, народ. Вековой завистью завидуют кореновцам соседи-хохлы — жители степных засушливых хуторов. На языке райкомов-райисполкомов те хутора аварийные. Несмотря на упорный труд, на высокую агротехнику, систематически остаются степняки без урожаев; через два года на третий держатся одним энтузиазмом…

А возле воды, даже и произойди любая неполадка в колхозе, каждый человек обернется своим приусадебным участком. Плюс к трудодню всегда водится здесь копейка, на чердаке — «сушеная фрукта» для базара, под полом — собственной давки вино. И не одного, а двух-трех сортов, чтобы с толком обмыть и семейное торжество и всякий праздник, помеченный в календаре красной цифрой. Под Октябрь, под Восьмое марта женщины, изменив старине, приурочив гулянки к новым датам, устраивают рядины. Жженой пробкой малюют себе усы и в мужниных брюках и фуражках, в вывернутых шубах высыпают на улицу, поднимая вверх дном хутор, наводя панику на собак. Толпой вваливаются в любую хату, еще за калиткой отплясывают, заводят песни. Поют не абы как — горланя… В пении тут понимают, на строгом учете лучшие голоса: альты, тенора, подголоски. Пьют тоже здорово, с душой — и мужчины и равно, если не больше, их жены, особенно на хорошей, на широкую ногу размахнувшейся свадьбе.

Председатель райисполкома Орлов едва протолкался со Щепетковой из светлого зала в сени, забитые до отказа толпой. В сенях темно, не разобрать, где свои, где начальство, — и народ, как на рубке дров, крякал, насмерть зажимал выходящих; а навстречу, во всю силу работая спинами и животами, протискивались с улицы новые, мели полами кожухов по расставленным на сундуках мискам с холодцом, с жареным и вареным мясом. Толпились и на морозе, на балконе, облепляли окна, разглядывали сквозь стекла гуляющих, а если кто заслонял окошко, ему барабанили, и он, как положено, отодвигался. Для всех же свадьба!..

Вырвавшись, Орлов передохнул. Он оправил хромовое скрипучее пальто, перекрученное на нем, как хомут на падающей в кювет лошади, прошел до конца квартала, остановился, ожидая дежурившую на той стороне дороги, рванувшуюся к нему «Победу». Шофер откинул дверцу, и в кабине ярко вспыхнул свет. Настасья Семеновна зажмурилась, чувствуя, что у нее кружится голова, что ей весело стоять на морозе, в распахнутом кожушке, в неповязанном, брошенном на плечи шарфе. На ее ногах были не валенки, а лаковые тесные туфли на высоких тоненьких каблуках; под ними остро хрустел лед, а когда нога залезла в снег, Настасья Семеновна по-женски, по-праздничному свободно оперлась о руку Орлова и, смеясь, стала отряхивать чулок варежкой.

— Мне председателя сельсовета надо, — не обращая внимания на ее смех, сказал Орлов. — Между прочим, что ж это он? Хозяин советской власти, а на свадьбу не явился!

— Болеет наш Конкин, — ответила Настасья Семеновна. — Пришел в Совет записать молодых и опять лег.

— Все бы мы лежали, но работать надо, — заметил Орлов. — И много, с большевистской душой работать! Следовало бы и парторга — вашу Черненкову — вызвать сюда. Мою ягодку!.. Да у нее настроение сейчас очень уж легкомысленное. У Конкина учится…

«Чего это он цепляется к больному человеку?.. А к Дашке? Или, может, ей протоколы писать на свадьбе?» — сама себе улыбнулась Настасья Семеновна, не отпуская крепкий локоть Орлова, выковыривая снег, попавший в туфлю. Снег покалывал через тонкий чулок, холодил ногу. Щепетковой было хорошо дышать морозом, не думать о колхозных хозяйственных делах, слышать, как в ушах переливаются далекие свадебные крики.

— Получено решение сносить ваш хутор, — без предисловий сказал Орлов. — Это в связи с великой стройкой… Давно уже все ждем. — Он подобрал кожаные желтые полы своего пальто и, садясь к шоферу, спросил председательницу: — У вас в плане ничего нет на четверг?

— Правление намечалось, — ощущая, что говорит чужим, охрипшим вдруг голосом, ответила Настасья Семеновна.

— Ну вот, — кивнул Орлов, — сегодня воскресенье, в четверг и проведем у вас общее собрание. А правление отставьте. Переселяться будете в степь. Землеустроители определят вам места, а из них сами выберете. — И пошутил: — Хватит вам комаров тут, в низине, кормить, поживете на ветерке.

Щепетковой хотелось закрыть лицо руками, крикнуть, что это неправда, что неужели действительно, на самом деле можно сносить такой хутор, как Кореновский?.. Вместо этого она деловито кашлянула. Обыкновенное дело: решение, которого все давно ждали, которого и она ждала, пришло. Орлов вынул блокнот, раскрыл на странице, где мелко, в длинный ряд были вписаны названия станиц и хуторов, подлежащих сносу, и против записи «Хутор Кореновский, колхоз им. Щепеткова» пометил авторучкой: «Четверг».

Скрипя пахучим, свежим хромом на широком плече и рукаве, откидываясь, Орлов опять положил блокнот в нагрудный карман и распорядился, чтобы к собранию были подготовлены две-три рядовые колхозницы для выступления от масс. Он объяснил, что эти женщины — из лучших, уважаемых в колхозе! — должны осветить перспективы стройки, а также показать на бытовых житейских примерах личные свои выгоды… Председателю сельсовета Конкину и парторгу Дарье Черненковой обо всем передать, и пусть Конкин подъедет завтра в районный центр.

Орлов надел перчатки, энергично обтянул каждый палец. На прощание предупредил:

— О переселении не разглашать, чтобы не началось гнилых разговорчиков. Сообщим на собрании.

Щепеткова поглядела вслед «Победе», медленно воротилась на свадьбу.