Владимир Ухли - Шургельцы

— Ты вроде не курил, — заметил Шихранов.

— В такой карусели, чего доброго, и пить научишься, товарищ председатель. — И спросил: — Зачем вы старцев-то в поле выгнали, им умирать пора…

— Не смекаешь политику, Гриша. Модно нынче со стариками советоваться. Глас народа — глас божий. Понимаешь?

— Ну тогда ладно…

Одной рукой Шихранов держал вожжи, другой привычно поглаживал себя по животу. Затем, привстав, посмотрел туда, где за изгибом Тельцы виднелся лес.

— Может, сначала побываем на Кошкинской меже, а уж потом туда?.. — махнул он в сторону леса.

— Земля на Кошкинской меже как лежала, так и лежит, и не бойтесь, не сбежит, — сказал бойко Мешков. — А на пчельнике может всякое случиться. Например, пчелы могут улететь. — Мешков деликатно ткнул председателя в бок.

— Рано еще пчелам роиться, — протянул Шихранов, но все же повернул лошадь к пасеке.

Змеей вьется дорога вдоль речки. Свернули в небольшую ложбину. Мешков, ухватившись за борт тарантаса, поправился, сел поудобнее. Вдруг захихикал.

— Ты это что? — нетерпеливо спросил Шихранов.

— Да ничего, — довольно ответил тот. — Слыхали небось, от Ерусланова-то жена сбежала. Чегесь наша поработала на славу. Такого ей порассказала… Я Сухви знаю. В мать она. Ревнючая. Лизук мужа на шаг не отпускала, тише воды, ниже травы ходил, взглянуть в сторону боялся. А Сухви еще позубастее матери будет. Ну и про талант ей Чегесь напела, как условились. Дескать, артистка в ней пропадает, — он захохотал, словно забулькал. — Я же вам говорил, если бабы возьмутся… Надо еще моей сказать… — Мешков наклонился к уху Шихранова: — Не повредит, если и твоя… Этот телефон другой раз ничего, помогает…

— Моя жена на это не годится, — с сожалением ответил Шихранов. — Твоя другое дело, твоя может…

— Может! Она у меня во́ на эти дела! — Мешков поднял большой палец, поднес его прямо к носу Шихранова. — Одно дело — перелетная Ласточка, иное — свои бабы. Такое разведут. Да каждый день повторять будут…

Пес на пчельнике, видать, услышал перестук колес, фырканье жеребца, — сначала заурчал тихо, потом залаял громко, захлебываясь от злости.

— Ты говорил, что в колхозный пчельник поставил свой улей. Увези его, — неожиданно сказал Шихранов.

— А что, боишься сынка Спани? — ехидно спросил Мешков.

— Бояться нечего, а порядок нужен. До райкома может дойти, скажут еще, что изо всех ульев мед берем.

Мешков усмехнулся про себя, промолчал.

Жеребец остановился у пчельника. Навстречу вышел Иван Маськин.

— Ха, смотри-ка! — Он раскинул руки, словно распластавшийся ястреб крылья. — Айдате, заходите, товарищи уважаемые.

Весенний день кончался. Клонилось к закату солнце, и в скворечнях, развешанных у домов, словно прощаясь с ним, распевали свои песни скворцы. К Савке Мгди подбежали девчата.

— Никита Савельич, нам председатель нужен. Где он? В правлении его нет! — Лица раскраснелись, — видно, очень торопились, — тонкие белые платки трепал ветер.

— Э, что вы, сейчас полевые работы начинаются, разве пред будет дома сидеть? — ответил им Мгди. — Семью собаками его не сыскать, эккей!

— А кладовщик где? Нам и его можно.

— Они оба уехали в поле на сером жеребце. А на что они вам?

— Подвал водой залило.

— Коли так… Я и говорю — нечего вам бегать. Они вон где! — Старик желтым от курева пальцем показал в сторону лесочка у реки.

— На пчельнике! — ахнули девчата. — Самое время!

Они побежали к амбарам.

Мгди вошел в правление, разговаривая сам с собой:

— Ну и Кузьма Кутр, чего только не наговорит. Пришел в прошлый раз, спрашивает — где наш главный бох? Я говорю — бохов нет, а он рот разинул до ушей, смеется. Раз, говорит, главный, значит — бох. Вот ведь человек, старый, а все насмехается, эккей!

Он стал протирать стулья, столы, телефонный аппарат.

— Что тут еще вывешено? — Мгди вытащил откуда-то из-за печки очки, прочитал написанное золотом: «кладовщик».

— Эккей, на этого Мешкова можно было и не тратить денег, не заказывать золотые буквы. Свои места не забыли отметить, а я вот с восьмым предом живу, почему, скажите, мое место золотыми буквами не украсили?..

Вдруг он замолчал, вспомнил, о чем говорили девчата.

— Неужто затопило семенной картофель? — испугался он.

Когда девушки прибежали к амбарам, там собралось уже немало народу. Слышалась брань, кричали о том, что надо вызвать Ванюша. Без него, дескать, и дела не сдвинешь. Ругали кладовщика и Шихранова. Люди то и дело подходили к дощатым трубам, смотрели, работает ли вентиляция. Рыли лопатами канавки, отводили скопившуюся вокруг подвала воду.

— Нечего дожидаться их, братцы, надо в подвал спуститься!

Подошли Ванюш, Шурбин, Шишкина, Сайка Михаил. Они были в поле, устали, сапоги облеплены землей.

Посоветовались с людьми, решили сбить замок.

Быстро вывернули засов, и несколько человек, гремя ведрами, спустились в подвал. Засветили тусклый фонарь «летучая мышь», принесенный из сторожки, встали цепочкой, как на пожаре, начали вычерпывать воду, передавать полные ведра из рук в руки.

— Так разве вычерпаешь? — крикнул кто-то. — Надо место найти, откуда вода проникает.

— Она из грунта прошла или через крысиную нору просочилась. Попробуй найди ее, — возразили другие. — Нужно картошку перетаскать.

Так и сделали.

Перед подвалом быстро росла гора картофеля. Ванюш и Шурбин таскали двумя ведрами. Шишкина тоже работала не отдыхая.

Уже стемнело, когда подъехали Мешков и Иван Маськин. Глаза у них были красные, как гребешки весенних петухов.

— Что это значит? — спросил Маськин, по начальнической привычке глядя поверх людей. — Смотри-ка, кум Григорий, совсем расхозяйничались, даже дверь взломали.

— Не разоряйся, здесь есть и руководящие, — ответил осторожно Мешков. — Однако за это, кум, ни ты, ни я, ни правление не отвечают. Это каприз природы. Верно, товарищ Шишкина? — спросил он заискивающе.

— Так-то так, но без ревкомиссии приступать к делу не следовало, — настаивал Маськин. — Акт, товарищи, составили?

— Тут не до акта, всю картошку затопило.

— На вас, бесстыдников, акт составить в самый раз будет!

Маськин вылез из тарантаса, ступил на мокрое, поскользнулся, упал бы, если б не наткнулся на Шурбина, вынесшего из подвала два ведра картошки.

— Прости, кум Митрий, здесь у вас работа без соблюдения техники безопасности, — пробормотал он.

— Уйди-ка ты лучше с дороги, не мешай, засыплем, — сурово сказала ему Нинуш.

— Это ты мне, председателю ревкомиссии, Кириллова? Мне доверила вся деревня… Не забывайте этого, товарищи.

— С дороги, тебе говорят, начальничек навозный! — Нинуш оттолкнула его сильным плечом.

И люди, не оглядываясь на Маськина и Мешкова, работали не жалея сил.