Ильяс Есенберлин - Мангыстауский фронт

Кунтуар предположил, что в далекие времена, три тысячи лет назад, Жаксарт протекал по северной окраине Кайракты, где и ведутся сейчас работы его экспедиции. Ведь Сырдарья, как и ее сестра Амударья, — реки капризные. Они часто меняют свои русла. На севере тянется базальтовая гряда хребтов, сложившихся еще в мезозойскую эру. Река конечно же не станет пробивать себе путь в горах, коли рядом — мягкие как пух почвы: глина, солончаки, песок.

Итак, раскопки подтвердили, что поселение возведено на бывшем дне реки. Но тот ли это желанный для ученого населенный центр с высокой культурой, который стоял на берегу реки и привлек к себе когда-то Александра Македонского? Или, если следовать все той же версии, Сырдарья в свое время могла пробить русло еще южнее и скрыть под водой и наносами ила и песка тот самый мифический город, в существование которого так верит старый археолог?

Сырдарья, видимо, делала постепенно все более крутой изгиб к югу. В этой-то излучине, поверх прежнего, скрытого под наносами реки города и построили саки свою орду. Месторасположение центрального своего поселения древний народ выбрал не случайно. География его была чрезвычайно выгодной: здесь перекрещивались торговые караванные пути Запада и Востока.

Надо срочно искать подтверждение второй части гипотезы — под речными наносами захоронено более раннее поселение и с более высокой культурой его жителей. Откроют ли эту тайну дальнейшие раскопки?!

Вечером Кунтуар собрал всех членов экспедиции. После подведения итогов работы сказал:

— В дальнейшем, товарищи, будем рыть на этой же глубине, но на два метра севернее.

С места поднялся тот самый бригадир, по фамилии Михайлов:

— Говорите, надо еще рыть. Но видите же, мы дошли до речного дна. Какой смысл рыть дальше? Кости рыб ищем, что ли? — засмеялся он беззлобно, разводя руками.

Кунтуар было хотел пояснить свою мысль, но тут же сдержался: «Вряд ли все, что скажу, будет понятно людям. Ведь это только моя догадка, подсказанная всего-навсего интуицией». И сказал так:

— Друзья, планы требуют исследования грунта дальше, севернее произведенных раскопок.

Открыто ему не возражали, но люди расходились с шумом, о чем-то горячо спорили между собой.

Кунтуар присел к столу у отведенной им с Даниелем палатки. Стол — грубо сколоченный, из свежеоструганных досок. Ученый разложил на нем свои бумаги, углубился в записи, сделанные за день. Вдруг за спиной услышал девичий голос.

— Коке, — позвал голос и смолк, словно оборвался.

Кунтуар обернулся. Жаннат. Он уже видел ее, даже поздоровался мимоходом. Девушка в крайнем смущении, стыдливо опустила голову.

— Коке, — повторила она, все еще называя его ласково, как прежде, — вы уезжаете или останетесь?

— Пока останемся.

Кунтуар снова склонился над записями. Жаннат не отошла, так и стояла, смущенная, в прежней позе. Ученый поднял на нее взгляд, пытаясь понять: чего она ждет?

— Хочешь сказать что-то? — спросил он.

— Да.

— Говори, я слушаю.

— Вернули вам рукопись?

— Э-э, вот ты о чем. Кто же ее вернет?!

— Это должен сделать один человек, по имени не то Меилжан, не то Сеилжан.

— Откуда ты все это взяла? Может, пояснишь?

Девушка растерялась: в порыве нахлынувшего волнения она, кажется, выдала то, о чем должна была молчать. Потом решительно встряхнула головой и заговорила быстро, сбиваясь и горячась, словно боялась, что ей не поверят:

— Перед самым нашим отъездом в Кайракты к нам позвонил какой-то парень. Армана дома не было, трубку взяла я. Незнакомец говорил сердито и резко: «Передай своему мужу, что я уже неделю таскаю дневники археолога, который не только выкупать, но даже и разыскивать их не помышляет. Сколько мне еще с ними возиться? Если выбросить — найдет кто, будет шум, дойдет до милиции. Уж кому-кому, а твоему Арману не поздоровится. Это точно. Я решил отдать рукопись одному человеку». Дальше он назвал имя… или Сеилжан, или Меилжан. И добавил: «Это молодой ученый, тоже археолог, должен знать Кудайбергенова. Приложу записку, пусть отдаст рукопись старику. И еще скажи мужу, пусть меня не ищет». Я не успела даже спросить, кто звонил, трубку бросили. Когда пришел Арман, рассказала ему все, но он ничего не понял, потому что ни о какой потерянной рукописи не слыхал.

— Интересно, очень интересно, — ошарашенно повторял Кунтуар. — Никто пока ничего не приносил, никто не звонил. Ну, дела!

— Должны принести, — уверяла Жаннат.

— Если принести, то уж пора бы: прошло больше двух месяцев с того дня. Так что сомневаюсь. Это не простая рукопись, а дневник. Там есть и ценные записи: научные предположения, мысли, выводы. Попадет дневник в руки заинтересованных людей, вряд ли они расстанутся с ним добровольно. — Археолог вдруг быстро встал, озорно улыбнулся: — Ничего, украли-то всего-навсего рукопись, а не меня! Восстановлю записи по памяти.

На самом деле все обстояло так.

Как-то Арман, уже перед самым отъездом в экспедицию, заглянул к одному из своих приятелей. Тот не изъявлял большого желания где-либо трудиться, любому делу предпочитал вино и карты. Однажды парень проигрался, как говорится, до последней нитки, но азарт брал свое, и он задолжал. Наступил момент, когда он готов был на все, лишь бы добыть денег и отдать долг наседавшим на него партнерам. Арман подсел к нему и сказал, посмеиваясь:

— Разве деньги для такого человека, как ты, проблема? Могу подсказать, если сам не соображаешь. Вот в доме напротив проживает одна знаменитость — археолог. Окна всегда нараспашку, а на столе — ценнейшие бумаги. В доме ни души, дворняжки тоже нет. Заходи, бери чего хочешь. Если прихватить важную рукопись, бьюсь об заклад, завтра же в «Вечерке» прочитаешь объявление, что ученый готов дать вознаграждение тому, кто принесет эту самую писанину. Так что можешь не считать меня своим другом, если через день-другой не положишь в карман тысчонку.

— Уж до чего же у тебя все просто, расписал как по маслу! — невесело улыбнулся парень в ответ. Сам же смекнул, что, пожалуй, это дело может выгореть.

Что было дальше — известно. Не случилось одного: человек, которому была подброшена рукопись, не спешил отдать ее автору. И Кунтуар постепенно свыкся с мыслью, что дневники для него утеряны навсегда.

Правда, сразу после кражи он, можно сказать, лишился покоя, звонил о пропаже в милицию. Но ему и в голову не приходило, что рукопись может быть возвращена за вознаграждение. Он был убежден: раз ее не вернули, значит, она попала в руки человека, во всяком случае, не желавшего Кунтуару добра. И собирался зимой, когда полевых работ нет, сесть за восстановление дневника по памяти. Это решение несколько успокоило археолога, и утрата самого дорогого для него труда переживалась уже не так остро.