Ильяс Есенберлин - Мангыстауский фронт

Кунтуар еще некоторое время посидел над своими записями, что-то перечеркивая в них, что-то добавляя. Потом подошел к сыну, который стоял с незнакомым джигитом, только что прибывшим на «Волге» из города.

Даниель обратился к отцу:

— Знакомься, папа. Кандидат исторических наук Сурыкбаев. Мы вместе учились в университете.

Молодой человек протянул руку старому ученому:

— Пеилжан!

— Кунтуар… — Археолог пристальным, изучающим взглядом окинул парня: бледное, болезненное лицо, худющий и сутулый. «Нет, я никогда не видел этого человека, но имя его где-то уже слышал…»

— Давно защитились?

— Около трех лет назад.

— Где работаете?

— В Институте истории Академии наук.

— А-а… Хорошо. Ваша машина?

— Да.

— Сами и водите?

— Да вроде бы пока рановато обзаводиться шофером. — Пеилжан старался вести разговор шутливым, непринужденным тоном.

Кунтуар в раздумье, словно сам себе, говорил:

— В ваши годы у нас, в лучшем случае, имелся собственный простенький костюм. А сейчас… Это же просто замечательно: и кандидат — значит, серьезно занимаетесь наукой, и шофер — значит, смыслите в этом деле. Размах!

Даниель отметил про себя, что отцу явно не по душе этот самый Пеилжан. Археолог между тем спрашивал:

— А в наших краях по какому делу?

Даниель, словно защищая Пеилжана от резких вопросов отца, поспешил ответить:

— Коке, он думает работать над докторской, по археологии.

— Тема?

— Тема пока не определилась. — Даниель снова принял на себя роль посредника. — Он как раз и приехал просить тебя проконсультировать его относительно темы, а потом быть его первым оппонентом на защите.

Кунтуар был зол теперь уже не только на Пеилжана, но и на своего сына.

— Раньше работали в археологии?

— Нет. Думаю заняться этим после утверждения темы: не объять необъятного, надо бить в цель.

— Короче, у вас на первом месте цель — стать доктором, не так ли?

— Честно говоря, вы правы. Все уже, кто со мною защищался когда-то, — доктора. Даже неудобно ходить среди них в кандидатах.

— Если думаете заняться докторской по археологической теме, надо несколько лет поработать в археологии, разобраться, что к чему. Только тогда можно серьезно говорить о каких-то неразрешимых проблемах в нашем деле. Докторскую защитить никогда не поздно: вы молоды и у вас впереди еще много времени.

— Но разве хороший историк не может быть хорошим археологом? Разве одно другому мешает?

— Вы, кажется, верны заповеди дилетанта: «Ученым можешь ты не быть, но доктором ты быть обязан». — Кунтуар не на шутку рассердился. — Нет, молодой человек, благословить вас на подобное, не могу, не взыщите! Я помогал и помогаю многим молодым ученым. Но это всё парни, которые готовы иголкой рыть колодец, если на дне его скрыта истина. Вы же, догадываюсь, не из их числа. Как вам нравится: подавай ему доктора, да и только! Наперед скажу: доктором, возможно, вы и станете, но ученым — никогда! Извините, но таким, как вы, я не консультант, не оппонент… У меня нет нужды в подобных учениках… Наши взгляды на науку крайне расходятся!

Кунтуар задыхался от охватившего его негодования. Он не стал дожидаться приезжающих утром техников и прорабов и этой же ночью выехал.

Пеилжан же, наоборот, остался и около недели дотошно разбирался в делах экспедиции. Примерно через месяц в центральной газете появилась статья за его подписью — «Заблуждения и ошибки обладателя таланта». В ней были довольно глубокие и серьезные раздумья и выводы о делах Кайрактинской археологической экспедиции. Анализируя факты, автор подводил читателя к мысли, что экспедиция бесперспективна, что впустую летят огромные денежные средства. «По-государственному ли подошел руководитель работ археолог Кудайбергенов, развернув их в таком огромном масштабе? Или же его заботы — только о собственной славе, для чего и понадобилась вся эта шумиха о поисках древней цивилизации, не имеющих под собою никаких научных основ?» Таким выпадом против Кунтуара заканчивалась статья. Читая ее, старый археолог старался отбросить личное и оценить написанное как можно объективнее. В основном он был доволен теоретическими выкладками автора. Многое в них перекликалось с его собственными мыслями, которыми сам он ни с кем не делился, считая их сокровенными. У него даже шевельнулось в душе сомнение: правильно ли поступил, отказав Пеилжану в своей помощи? И в это самое время вспомнились слова Жаннат: «Кажется, имя этого джигита похоже на то, которое назвала девушка? Но если это он, почему не отдал мне рукопись?.. Нет, нет, не хватало еще, чтобы я стал подозревать! Без сомнения, автор такой статьи не нуждается в чьих-то мыслях. Ясно, что это не тот парень, о котором говорила Жаннат».

Через месяц Кунтуар услышал, что руководителем докторской диссертации Пеилжана назначен Ергазы. «Лишь бы не попал, — сокрушался археолог, — лишь бы не попал в руки этих двоих мой дневник!»

В тот год, когда Кунимжан уехала в Алма-Ату, зима выдалась на редкость суровой. Сайгачиха, оставленная на попечение Нурали, ночевала обычно в сарайчике рядом с домом. А с середины марта вдруг исчезла. Видимо, инстинкт природы был сильнее привязанности к человеку. «Убежала в степь искать стадо», — решили люди. Поговорили, да и стали забывать о ней.

Однако с наступлением новых холодов сайга вернулась в поселок. Как-то утром рабочие увидели поразительную картину: у ворот дома Нурали стояла сайгачиха с двумя маленькими, белыми как снег сайгачатами.

— Япыр-ма-ай! — удивились рабочие. — Не напрасно говорят, что птица стремится туда, откуда впервые взлетела, животное — туда, где выросло. Не забыла сайгачиха, как ей было здесь хорошо.

— Смотрите-ка, сама нашла лагерь!

— Да еще и детенышей привела с собой!

— Скорее всего, сайгачата и заставили ее идти к людям: помнит прошлую суровую зиму, боится, что ягнята погибнут.

— Что значит материнство!

Больше всех ликовали ребятишки. Они наперебой носили животным теплую воду, хлеб, печенье. Радовался возвращению сайги и Нурали. «Может, это предвестие того, что явится к нам и сама хозяйка?» — вспоминал он Кунимжан. Ожиданием встречи с нею он жил все это время.

Однажды, совершенно неожиданно, мечта его сбылась. Стояло лето. В ясный, знойный полдень неподалеку от лагеря приземлился самолет, на котором в Кзыл-Тас прилетела Кунимжан.

Весь прошлый год отряд гидрогеологов работал в две смены. Днем и ночью ревели буровые винты, вгрызаясь в землю. И наконец — как вознаграждение людям за их труд и упорство — удача! Около Волчьего холма на глубине ста метров обнаружили целое море радоновых вод! Подсчитали объем месторождения, и оказалось, что целебной воды хватит на несколько курортов. Разве можно допустить, чтобы рукотворное море под своими пресными водами похоронило навек такое богатство?! Эта проблема заботила не только членов поискового отряда, но и тех, кто планировал работы.