Ильяс Есенберлин - Мангыстауский фронт

В день, когда памятник был готов и установлен на могиле, Кунимжан не сдержала слова, данного своему новому знакомому, и не пришла на условленное место. Она решила раз и навсегда покончить с этими свиданиями, потому что обманывать не могла ни себя, ни его. Будни по-прежнему до отказа заполнили работа, думы и заботы о сыне…

Проводив Кунимжан Нурали почти круглые сутки занимался делами. К зиме надо было закончить все исследования и перебросить экспедицию на новое место.

И опять не так-то просто — погрузить на тележки тягачей четыре огромных «ЗИФа». Их перебросили на другой участок, довольно далеко от Кзыл-Таса. Завершили последние подсчеты, заполнили до единого штриха чертежи будущего моря. Нурали стремился поскорее уехать из этих мест. Слов нет, итоги работ превзошли ожидания. Но сколько горя хлебнул за это время сам Нурали! Навсегда потеряна первая любовь — Орик, погиб прекрасный человек — Казикен, далеко уехала Кунимжан… Удастся ли встретиться с нею? И не будет ли поздно? Может быть, придется пожалеть, что не сумел вовремя сказать Кунимжан самых желанных слов? Да и решится ли он произнести их когда-нибудь, а каков будет ответ? Он уверен, своей клятвы Кунимжан не нарушит. Но неужели никогда не встрепенется ее душа? Ведь все проходит со временем, и беда — тоже. «Вот тогда, — думалось ему, — она и выслушает заветные мои слова».

А белая сайгачиха, видно, не надеялась больше встретить свою приемную мать: увела сайгачат в степь и больше не возвращалась.

Наконец ничто больше не держало Нурали в Кзыл-Тасе. Он готов был выехать к новому месту изысканий. Но неожиданно пришла телеграмма, в которой сообщалось, что в Кзыл-Тас едут академик Вергинский и один из руководителей Академии Амирбек Камбаров. Ничего не поделаешь, пришлось ждать. Высокое начальство по дороге прихватило с собой из Кайракты еще двоих — главного инженера треста Жаркына и Пеилжана. Гости подкатили к лагерю на двух легковых автомашинах. Камбаров, видимо, рассчитывал отдохнуть и поохотиться, потому что Пеилжан, последним вылезая из своей машины, угодливо подал ему зачехленное ружье.

Вергинский — мужчина лет шестидесяти, с густыми седыми волосами, голубоглазый, худощавый. Амирбек — рыжеватый. Ему под сорок. Это плотный и высокий человек.

Вергинский вырос в семье простого рабочего. Собственный упорный труд и незаурядные способности — вот что помогло ему стать крупным ученым. Амирбека считали человеком справедливым, умеющим держать слово.

В руках этих людей сейчас ключ всех решений, связанных со строительством плотины и рукотворного моря здесь, в знойной и сухой пустыне. Они в последний раз объедут колхозы и совхозы, земли которых будут затоплены. По пути проверят, как идет подготовка к эвакуации хозяйств и населения, выяснят, кто в какой помощи нуждается.

Когда Нурали увидел, что из машины вышел Пеилжан, он отнесся к нему, как к человеку чужому, не было чувства омерзения, обиды, зла. Все это время, после разрыва с Орик, он вспоминал только ее, забыв о своем братце. В последние же дни работы некогда было думать и об Орик. А ведь какие муки он испытывал совсем недавно! Да, теперь у него нет больше брата, с которым когда-то вместе резвились мальчишками, как стригунки-однолетки. Человек, что идет сейчаого самолюбия — совершенно уничтожает обидчика в глазах потерпевс навстречу, вовсе не его брат. Как же, оказывается, бывает велико чувство оскорбленншего. Нурали не подошел к Пеилжану даже поздороваться и, как положено, справиться о здоровье. Жаркын, свидетель событий, разыгравшихся между Пеилжаном и Нурали, заметил это. Он подумал: «Вот как бывает, братьев, даже выросших вместе, судьба разводит в разные стороны, как бита разбивает надвое плотный строй асыков».

День прошел в хлопотах. Вергинский и Камбаров ознакомились с отчетами по экспедиции, объехали границы будущего моря.

Утром Амирбек с Пеилжаном собрались на озеро, в надежде поохотиться на уток. Нурали, который в присутствии Пеилжана со вчерашнего дня еще не проронил ни слова, сказал, обращаясь к Амирбеку:

— Одно названье, что озеро. Это старица реки, она давно почти заросла камышами. Там и дичь-то не водится. Только ночует пара лебедей, не подстрелите их ненароком.

— Мы что, не знаем, что лебедь — птица особая и стрелять в нее не положено?! — вклинился в разговор Пеилжан.

Нурали промолчал. «Уж кто кто, а я-то знаю, что для тебя положено и что не положено», — подумал он про себя. Амирбек не знал о случившемся между братьями, но понял, что родственники не в ладах.

— В лебедей стрелять, конечно, не собираемся.

Нурали ответил:

— Не все так понимают. Некоторые ради минутного удовольствия готовы пойти на все.

Пеилжан понял, о ком эти слова. И без того бледное его лицо стало пепельно-серым от злости.

Любители охоты уехали. Вергинский ушел в палатку, отведенную под контору. Жаркын и Нурали остались наедине.

— Я рад видеть тебя, старина, в добром здравии, — ободряюще сказал другу Жаркын.

Нурали в ответ улыбнулся, не скрывая горечи:

— Я убедился, что ни один из них, ни Орик, ни Пеилжан, не стоят того, чтобы о них долго страдать. Это в какой-то мере помогло обрести равновесие. Непонятно только одно…

— Что же?

— Как эта связь, эта любовь, купленная ценою подлости, может приносить радость?

— Ты же сам говорил, что Орик называет свое увлечение несчастьем?!

— Называть-то называет. Но ведь они же довольны друг другом!

— Э-э, пустое. Помяни мое слово: такая, как Орик, ради собственного благополучия еще не раз наставит рога этому самому Пеилжану.

— Все-то ты знаешь наперед, дорогой мой дружище, — засмеялся Нурали невесело.

— Поверь, кто ступил на путь подлости, не сразу свернет с него. Трудно предать лишь первый раз, а потом — пошло-поехало. Тут надо хоть что-нибудь иметь святое за душой, чтобы остановиться.

— Да неужели же у Орик ничего за душой святого? Неужели она потеряла веру в чистоту и преданность?!

— Успокойся, не кипятись, прошу тебя!

— Как бы я хотел еще верить в нее! Ведь тот, кто утратил чувство чести и стыда, — несчастный на всю жизнь.

Жаркын снова удивился, что Нурали забыл о нанесенном оскорблении.

Оба направились к Вергинскому. Когда вошли в контору, академик из груды чертежей доставал какой-то один, нужный ему сейчас. Он интересовался последним проектом, по которому выходило, что бассейн водоема требуется углублять против прежнего еще на метр. Академик обратился к вошедшим инженерам:

— Сколько грунта необходимо взять дополнительно? Сколько на это уйдет средств и времени?

— Думаю, углублять бассейн нет надобности, — отвечал Нурали, всматриваясь в чертежи. — И по прежнему проекту Волчий холм остается незатопленным.