Ильяс Есенберлин - Мангыстауский фронт

Ознакомившись с рецензией и придя домой, Кунтуар снова от первой до последней странички внимательно перечитал труд сына. Два-три дня обдумывал что-то, наконец пригласил к себе Даниеля:

— Книга получилась у тебя хорошей. В ней не только история прошлого земли нашей, но многое добротно увязано с сегодняшним днем. Именно это и делает роман интересным для современного читателя. Так что, дорогой мой, прежде всего сам знай цену сотворенного тобою и не спеши переживать из-за этой так называемой закрытой рецензии. Рецензия-то «закрытая», а вот автор ее выступает открыто. Во-первых, это явно человек, хорошо знающий эпоху саков. Во-вторых, он недружелюбно настроен не только к тебе, но, скорее всего, и ко мне. В-третьих, нас, специалистов по проблеме, раз-два и обчелся. Кто мои противники — тоже не секрет. Так что смекай. Однако разговор я затеял с тобою сейчас не об этом.

— О чем же? Я слушаю, говори! — подбодрил отца Даниель.

— Коли слушаешь, то советую тебе уяснить важную истину: ни один из великих людей никогда не делал открытий и не создавал творений в короткие сроки. Этому они посвящали долгие десятилетия, а то и всю свою жизнь. Вспомни хотя бы того же Исаака Ньютона. Знаменитые «Математические основы натуралистической философии» он вынашивал в своей мудрейшей голове двадцать лет. Чарльз Дарвин свой единственный труд писал всю жизнь. И тебе известно, конечно, что в результате — ученый совершил революцию во взглядах на природу! Но труд увидел свет только после смерти своего гениального творца. Вот в этой книге написано, — Кунтуар поднялся и взял с полки огромного — во всю стену кабинета — стеллажа одну, — что Дарвин, выявив закон и создав классификацию эволюционного развития животного мира, боялся упомянуть об этом в маленьком очерке даже в нескольких словах. Контролировала и останавливала его сделать это одна и та же мысль: «Как бы не ошибиться!» Испытание временем самое суровое, но и единственно верное для всего истинно нового и ценного. Я — живой свидетель твоего нелегкого труда над романом. Знаю, сколько бессонных ночей и тяжких сомнений пережил ты, помню, как ездил и в далекую экспедицию и изучал труды многих ученых. Однако, несмотря на все, не кто иной, как я, прошу тебя: поработай над рукописью еще. Проблемы ее требуют осторожного подхода, серьезных, глубоких раздумий, осмысления во времени, хотя твоей книге уже и сегодня нет цены!

— Коке, — взволнованно обратился Даниель к отцу, — ты, без сомнения, прав, тысячу раз прав во всем, что сказал. Но ведь нельзя забывать и о том, что любое творение больших художников порождено вдохновением! Бальзак, Джек Лондон, Тургенев писали быстро и вдохновенно. И произведения их, как известно, от этого не проиграли. Нет, создать книгу — это вовсе не то что, скажем, построить дом: вот — фундамент, вот — окошечки, а вот это — крыша над головою…

— Безусловно, сын, все так. Романы, повести, поэмы, все творения мастера-художника порождены его творческим порывом. Но прежде чем этот священный огонь вспыхнет в сердце писателя, он многие годы вынашивает свое детище в душе до полной зрелости. Время порождает своего читателя, современника автора. И возможно, твой читатель-современник давно уже ждет от тебя книгу под стать своим помыслам и делам. Помни, что читатель и писатель — два самых близких сопереживателя тех событий, о которых повествуется в произведении. Читатель никогда не простит «своему» писателю ни единой фальшиво звучащей ноты. Поэтому если уж ты решился вынести свою книгу на суд народный, то хорошенько обдумай все. На то ты и писатель.

— Хорошо, хорошо, понял тебя.

— Я хотел еще уточнить — откуда ты взял события с участием Архара, Катергепа и Анрук? Помнишь то место в романе, где Кедерей обвиняет Архара… Ведь он именно в подстрекательстве Архара видит причину своих собственных предательских намерений. Хорошо помню эти строки. Правитель изгоняет Архара, и тот умирает от жажды в пустыне. Допустим, все это было в те времена. Архар получает по заслугам. Удел предателей и завистников всегда один. Думаю, правдивы и другие факты. Мы уже говорили с тобой, что эта линия в романе небезынтересна…

— Я работаю над художественным произведением. И это оправдывает определенный авторский вымысел, хотя роман и посвящен истории. Однако жизнь сегодня — главный материал для писателя. Да и сам ты мне, собственно, говоришь об этом постоянно. Вот я и ввел эту линию. Цель была одна, чтобы читатель, угадав в своем современнике хоть одну выписанную мной отрицательную черту, беспощадно осудил его.

— Да-а-а. И после этого ты хочешь, чтобы такой человек, как Пеилжан, не настрочил на твою рукопись отрицательное заключение?!

— Кто же знал, что роман отдадут на рецензию именно ему?

— Ну, а если, предположим, ты бы знал? Неужели поступился бы ради этого правдой жизни?

— Не знаю.

— А теперь представь другое. Допустим, ты испугался, что обыватель, против которого выступаешь в книге, узнает себя, навредит тебе, и — убрал резкие места. Тогда какая же будет разница между этим самым обывателем и тобою? Вот за то, что ты не испугаешься и выступишь смело, многие люди скажут тебе спасибо. Среди них я — первый.

Волнение отца передалось сыну. Даниель с благодарностью и любовью взглянул на Кунтуара:

— Эх, почему же не все люди рассуждают так правильно и глубоко?! Те же пеилжаны и арманы? Сколько бы горя и слез можно было предотвратить?

Кунтуар понял сына. Понял не только то, что тот высказал вслух, но и о чем умолчал, что оставил за душой.

— Я видел в прошлый раз в театре Армана с Жаннат. Ты прости, но так счастливые люди не выглядят…

Даниель ответил не сразу.

— Да, — произнес он наконец в раздумье. — Счастье — вещь особая. Перехватить его, продать, купить… разве можно?

Вся забота Акгуль была о счастье единственного сына — Армана. Мальчик рано потерял отца. Ослепленная любовью к малышу, мать прощала ему любые шалости. Годы шли, и вот уже из подростка сын превратился в юношу. Он успел понять, что мать питает неодолимую слабость к нему, и стал пользоваться этим. Словно в отместку за ее слепую любовь, сын вырос алкоголиком и картежником.

Эгоистичный и легкомысленный, он поступал обычно так, будто весь мир, все на свете люди рождены для исполнения его желаний.

Как нередко бывает, мать последней поняла, насколько трагично все, что случилось с сыном. «Видимо, судьба покарала меня, — сокрушалась женщина, — за то, что забыла молитву предков: «О аллах! Дай мне дитя да надели его рассудком и трудолюбием!» Акгуль готова была отречься от всего земного, лишь бы жизнь смилостивилась и послала ее сыну здоровье и благополучие.