Марк Еленин - Добрый деловой человек

— Когда у меня есть деньги, я иду в ювелирный магазин и приобретаю для любимой женщины бриллиантовое колье. Когда нет — я покупаю ей цветочки за рубль, дорогой товарищ Базанов. Мы с вами призваны соорудить еще один стандартный рабочий поселок, если, конечно, отбросить обертку из красивых слов и быть честными. Рабочий поселок, каких уже много построили и построим еще, бог даст. На создание гениальных строений у нас нет ни средств, ни времени. В Москве экспериментируют, создают сооружения, про которые с полным правом можно сказать: для торта слишком высоко, для дома слишком сладко. А ваш голубой город, — что ж? — не вы первый, не вы последний… О нем мечтал еще Корбюзье — самый великий и самый нелюбимый архитектор века. Да, совершенно верно, проект комплекса Лиги Наций в Женеве, жилой дом в Марселе, Чандигарх в Пенджабе — знание этого, простите, пожалуйста, делает честь вам, ибо в настоящее время даже мальчики и девочки, оканчивающие соответствующие институты, не знают конкретно, что же спроектировал гениальный француз. Вернемся, однако, к нашим баракам, простите за банальный каламбур. Тут дело не во мне. Милешкин — рядовой зодчий — тут ни при чем. Чтобы построить прекрасное здание, мало иметь талантливого архитектора, надо еще иметь талантливого строителя. Но и этого мало. Нужен еще и талантливый заказчик. Вы знаете, кто сказал это? Нет, не я. Это сказал Мартирос Сарьян. Мы же с вами реалисты, товарищ Базанов. Архитектор нынче не очень-то и нужен. Нужен контролер за типовым строительством, осуществляемым индустриальными методами. И лично я вполне согласен с уготованной мне подобной ролью.

— Но макет вашего первого микрорайона? Это что же, фикция, карамелька в дорогой обертке? — спросил Глеб.

— Почему же? Я и мои коллеги старались. Нам за это деньги ежемесячно платят. Да, дорогой товарищ Базанов, как бы хороши и пристойны ни были наши макеты и наши генпланы, как только они попадают в огненную печь нашей стройиндустрии — все летит в голубое небо через высокую трубу.

— Дело архитекторов следить за тем, чтобы их проекты…

Милешкин перебил Базанова:

— Все может милиция. Пожарники тоже могут все. Госавтоинспекция — много. Даже котлонадзор имеет право запрещать. И только архитектурный надзор практически не обладает никакими правами, никто с ним не считается и даже всерьез не принимает.

— Я обещаю вам полную поддержку.

— Ах, товарищ Базанов, товарищ Базанов! Спасибо на добром слове, конечно, но у вас будет столько других дел и других проблем! И когда у вашего кабинета выстроится очередь работяг с женами и грудными детьми, которым сегодня переночевать будет негде, вы, поверьте, с радостью отдадите им ключи от любого барака, не дожидаясь, пока закончится возведение прекрасного палаццо.

— Кое в чем вы правы, к сожалению, — сказал Базанов. — Но раз уж вы так любите ссылаться на авторитеты, позвольте и мне процитировать высказывание известного архитектора Фрэнка Ллойда Райта, построившего около полутысячи зданий. Так что он не только говорил, но и строил. «Мы, архитекторы, делаем дома, а дома делают людей», — сказал Райт. И разве в его словах не заключен глубокий смысл вашей работы, товарищ Милешкин? Архитектура призвана творить нравственные человеческие нормы. Город призван воздействовать на жителей — нравственно, воспитывать в них культуру, чувство товарищества. Так я понимаю.

— Правильно понимаете, товарищ Базанов. Но ведь это лишь теория, правильные идеи. Идеи! А на практике?

— Значит, вы говорите одно, а делаете другое?

— А вы?

— Я говорю, что думаю, и делаю то, что говорю.

— Простите, я в это не очень верю.

— Дело ваше. Впрочем, у вас, надеюсь, еще будет возможность убедиться в этом.

— Вы о городе?

— И о городе.

— Не все, как вы увидите, зависит от нас… Но я готов признавать свои ошибки. Правда, не так уж и часто мы с вами будем видеться, товарищ Базанов, к моему, поверьте, искреннему сожалению, — вы интересный собеседник и с вами было весьма приятно скрестить, фигурально так сказать, свою шпагу.

— Знаете, я никогда не предполагал, что мне придется убеждать специалиста в том, в чем, казалось бы, он должен был убеждать меня. Не понимаю в таком случае, почему вы оказались здесь?

И тут вдруг Милешкин почему-то испугался. Испугался как-то сразу. И не мог скрыть этого, даже и не попытался. Тихо пришепетывая и вертя головой, он принялся объяснять, что их беседа носила сугубо личный характер, характер свободного обмена мыслями, он выражал лишь свои, частные взгляды, его никто не уполномочивал на подобные высказывания, хотя он и является лицом официальным в данной обстановке — официальным представителем проектного института, командированным на место будущего строительства… Речь Милешкина становилась бессвязной, слова он произносил жалкие, тусклые, унылым голосом — пока окончательно не скис и не замолчал. Ничто не напоминало самоуверенного и циничного специалиста, который начинал час назад беседу с Базановым. Глеб не мог понять, чем вызвана эта странная метаморфоза: он ведь не пугал Алексея Алексеевича, не грозил ему, не обещал пожаловаться «куда следует». Впрочем, вдаваться в психологию человека, сидевшего перед ним в балке, Базанову не хотелось. Этот человек был неприятен Базанову.

Незаметно накатило лето — так всегда бывает в Азии. И шло лето жаркое. О коротких весенних дождях все уже давно забыли. Цветы сгорели враз, разнотравье высохло. Все вокруг было окрашено серо-желтым и желтым унылым цветом.

И, как предсказывали, проблемой номер один на стройке сразу стала вода. Она заслонила все остальные проблемы. Воду отпускали только самым важным объектам по строгой норме.

…Радиотелеграмма Богина догнала Базанова у изыскателей на трассе будущего водовода, который должен был, протянувшись более чем на двести километров, дать стройке воду из Карадарьи. Богин срочно вызывал парторга в Солнечный.

Глеб двое суток почти без остановок добирался до дому — еще довольно быстро! — и, в пыли, небритый, с потрескавшимися от солнца губами, вошел в кабинет к Богину.

— Что стряслось, Степан? — спросил он, глядя на осунувшееся лицо начальника строительства, на заострившийся подбородок и запавшие и словно потухшие глаза.

— Воды нет, — ответил тот. — Зарез. Поедем воду выбивать. Не достанем воду — все к черту! Через сколько можешь быть готовым?

— Через час.

— Устал?

— Неважно.

— Отлично! Через два часа вылетим. Придется за воду драться и на все педали жать. Ты ведь человек, можно сказать, местный — все ходы-выходы знаешь! — И пошутил грустно: — Ходов-то много, а выход у нас один. Что скажешь?

— А что говорить? Едем.

— Жду…