Марк Еленин - Добрый деловой человек

Инженер Ариадна Михайловна Жукова, средних лет, совершенно седая женщина — что, как ни странно, молодило ее, — возмущалась:

— Я, как узнала об этом, побежала, чтоб Шемякина не упустить. Несусь, как мотоциклетка. Прибегаю — сидит грозный. И шибко деловой. Объясняет мне, как второгоднице, что к чему и какой он человек государственный. Но почему пятьдесят процентов, почему не тридцать, не шестьдесят? По какой инструкции? Смеется: «Я бы премии вообще в редких случаях давал, как похвальные грамоты». — «А вы-то сами, товарищ Шемякин, премии получаете?» — спрашиваю. «Это, говорит, к вашему делу отношения не имеет, и не я себе премии выписываю». — «Зря людей обижаем, хорошо люди работают, стараются». — «Научим их премии ценить, еще больше стараться будут». Такой принципиальный. — Жукова вздохнула и совсем по-женски закончила: — Не нравится мне это, товарищи, не его это компетенция, по-моему. Кто дает ему право во все вмешиваться?

— И мне это не нравится, — поддержал ее Сладков, начальник СМУ города. — Наглеет Шемякин до крайности. У кого спина, как хвост, мягкая — к себе приближает, а кто шапку перед ним ломать не хочет — прочь иди.

— К нам приехал, ругается: зачем фото Ронжина на доску Почета повесили? Снять немедленно! — крикнул кто-то из задних рядов.

— Пусть партком одернет его! — поддержали слева.

Председатель собрания с трудом навел порядок. Закончив о Шемякине, перешли к вопросам партийной учебы…

А поздно вечером, перелистав блокнот, Глеб написал в своем еженедельнике: первое — комплексная бригада, второе — Шемякин…

Но на следующий день с утра планы Базанова несколько изменились: Шемякин сам пришел к нему в партком.

«Решил провести разведку, — определил Глеб. — И уж потом действовать по обстоятельствам».

— Слушаю вас, Матвей Васильевич, — сказал он. — Срочное что-нибудь? Редкий вы у нас гость.

— Замотался, Глеб Семенович. Давно собирался — вопрос не производственный, да все равно недосуг.

— А какой вопрос-то?

— Знаете кишлачок брошенный или, как утверждают, еще басмачами сожженный? Кич-кишлак называется.

— Кичик-кишлак, — поправил Глеб. — Маленький, значит. Знаю. Так в чем дело?

— Говорят, когда-то эмиров и ханов резиденция была?

— Сомневаюсь. Резиденция летняя у поселка Кермине была.

— Так тем более! — воодушевленно воскликнул Шемякин. — Не было и не надо! Мы там зону отдыха организуем. Водовод рядом пройдет? Рядом. С Морозовой и Бакулиным я переговорил — они нам хоть санаторий там нарисуют. Деревьев привезем больших, — парк насадим, бассейн сделаем. Отдыхай — не хочу! Затем и пришел — посоветоваться.

— Предложение дельное, — сказал Базанов и подумал: «Ловок, черт, этот Шемякин, находчив, начинен идеями. Не таким он приезжает на объекты. Там он жесткий человек, большой начальник, правая рука Богина».

— И материалы найдем, — воодушевленно и радостно пообещал Шемякин. — Вот с рабсилой труднее будет.

— Воскресники объявим. Каждый с удовольствием свои часы отработает, если мы с вами воскресники эти похожими на праздник сделаем.

— И чудненько! — Шемякин, просияв, поднялся было, но тут же, как бы раздумав, еще плотнее уселся на стуле, сказал: — Почему вы меня не любите, товарищ Базанов? Давайте откровенно, если можно, а?

— Я люблю маки в степи и трюфели, — сказал Базанов. — А вы? Наши служебные отношения строятся на общепринятых началах. Я, так же, впрочем, как и многие другие, не одобряю вашего стиля работы и говорю об этом прямо.

— А в чем мой стиль, мои ошибки? Чтоб я знал, так сказать, от чего избавляться, что изживать. Ни разу вы меня не вызвали, не побеседовали.

— Зачем же вы шутки шутите, Матвей Васильевич?

— Если вам не хочется отвечать на мой вопрос, я могу подождать, пока вы меня вызовете.

— Считайте, что я вас вызвал, для того чтобы сказать все, что думаю о вашем стиле работы. Лично я — коммунист Базанов, а не секретарь парткома Базанов. Чтоб говорить как парторгу, мне пришлось бы подробнее и обстоятельнее ознакомиться с вашей работой. Вы — человек осведомленный и уже, конечно, знаете, что говорили о вас на семинаре секретарей первичных организаций. Так вот, Матвей Васильевич, мое мнение. Вы поверили в то, что начальник строительства всегда и везде будет вас защищать, захмелели от его похвал и поблажек, переоценили свои возможности. Я не понимаю, откуда что взялось. Этот ваш непререкаемый вид, ваш хамский тон с подчиненными. У вас есть хватка. Я не хочу думать, что за вашим поведением кроются корыстные интересы, хотя корысть ваша ясна — вы надеетесь, как говорится, сделать карьеру. Вы уверены в Богине, хотите стать для него незаменимым и на его плечах вылезти на более высокие посты. Я человек не честолюбивый, но честолюбивых понимаю и не осуждаю. Если они идут к цели дозволенными путями, простите за резкость и прямоту.

Шемякин слушал с удивительным спокойствием. Легкая улыбка не сходила с его лица, глаза с прищуром смотрели внимательно. И только на скулах орехами катались желваки. Он вздохнул, осуждающе покачал головой и сказал:

— Нет, вы меня плохо знаете, Глеб Семенович, совсем плохо. Ошибки есть. Не ошибается тот, кто ничего не делает. А моя деятельность знаете чем определяется? Богинским «давай, давай!». Для него слов «нет», «невозможно», «нельзя» не существует. А я снабженец, хозяйственник, мне положено вытягивать, добывать, крутиться.

— Хотите, послушаем вас на парткоме? Вот и расскажете о трудностях, а мы о своих к вам претензиях.

— Когда же?

— Известим вас заранее.

— Копаете, значит? Обиженных всегда собрать можно: вокруг тех, кто руководит, всегда обиженные найдутся.

— Зачем же так? Вы считаете линию своего руководства верной?

— В настоящих условиях — да.

— Что за условия, если не секрет?

— Пустыня, сроки, обилие объектов, коммуникаций, подрядчиков и субподрядчиков. Необходимость лавировать, давать поблажки. Хозяйственника могут судить только хозяйственники.

— Среди членов парткома есть и хозяйственники. Хотя, я надеюсь, вы нам популярно все объясните.

— Да уж постараюсь!

— А пока учтите, что я вам сказал. Мы строим комбинат и город, но…

— И я строю комбинат и город! — горячо воскликнул Шемякин.

— Да, вы строите комбинат и город, — спокойно возразил Базанов. — Но при этом разваливаете отношения между людьми.

— Это еще надо доказать!

— Об этом многие говорят, Матвей Васильевич.

— Мало ли что говорят! Вот и о вас, к примеру, говорят: соперника Базанов сплавил. Я же не верю! И борюсь с такими подлыми слухами.

«Началось, — на мгновение цепенея от неожиданности удара, подумал Базанов. — Может, Шемякин и распространяет эти подлые слухи? Дать ему в морду? Но он только и ждет моего срыва, надеется на него».