Уткур Хашимов - Дела земные

Особенно выделялся среди этих солистов осел черной масти. Покамест остальные соберутся подать голос, он успевает прокричать семь раз. И каждый раз уши его стоят торчком, а хвост вытягивается параллельно земле. Ноздри раздуваются до невероятных размеров, а бока так и ходят ходуном. Когда он заканчивает реветь, голос его становится тихим и печальным, но он тут же фыркает и принимается трубить с новой силой. Земля под ним — вся в навозе. Может, именно поэтому базар и называют «Тизакоп» — навозным. Только потом я узнал, что это название связано с именем царского сатрапа — Тезикова.

Мы припозднились, и нам досталось место на «Камчатке», у самого птичьего базара. Но и здесь мы простояли недолго, ибо тут вспыхнул скандал. Прямо перед нами на корточках сидел худущий нервный человек с желчным лицом, с явно сварливым характером, он держал в руках конец бечевки, которая опутывала ноги большущего бойцового петуха, время от времени бросал в рот жевательный табак и едко кого-то высмеивал. Петух гордо стоял на сильных длинных ногах, вытягивал шею, таращил глаза, явно вызывая на драку других петухов, которых тоже держали за бечевку хозяева. В это время к задире петуху подошел покупатель, мужчина в огромной парусиновой кепке с маленьким козырьком, нос у него был с добрый огурец, из ноздрей торчали пучки волос.

— Сколько стоит цыпленок, почтенный? — спросил он, носком ботинка указывая на петуха, у желчного хозяина.

Тот зло вскинул голову, сплюнул табак, вытер тыльной стороной ладони рот.

— Где ты видел цыпленка? — закричал он пронзительным голосом. — У тебя вместо глаз, наверно, дырки.

Человек с огромным носом и бровью не повел.

— Почем цыпленок? — спросил он снова.

— Это не цыпленок, а петух! — вскочил хозяин на ноги. — Бойцовый петух! Может сбить с ног и такого, как ты!

Человек с огромным носом не терял самообладания.

— Видно же, что цыпленок, — сказал он. — Сколько просишь за него?

И тогда случилось непредвиденное. Хозяин петуха схватил своего красавца за ноги, замахнулся и трахнул им по голове покупателя.

— Вот тебе «цыпленок»! — завопил он.

Петух закукарекал, покупатель закричал дурным голосом. Кепка его слетела с головы и угодила в кучу навоза.

Перья петуха носились в воздухе…

Покупатель, прикрыв ладонями голый череп, нырнул в толпу. Он тут же вернулся, ведя за собой милиционера, усатого, словно морж.

— Вот он! — указал незадачливый покупатель на обладателя желчного лица, который пытался зажать петуха между коленями. — Ударил меня по голове петухом. А петух у него, сами видите, величиной с быка. Даже не с быка, а с верблюда. Вот таким петухом он меня ударил. Голову мою чуть не раз-би-ил вдре-безги, — запричитал он жалобно.

— В чем дело, граждане? — Милиционер вынул из кармана свисток и, раздувая щеки, засвистел во всю мочь.

Я хотел досмотреть «представление» до конца, но мать не позволила.

— Сынок, пойдем скорей отсюда, — сказала она шепотом. — Подальше от беды.

Мы отыскали себе место побезопаснее. Наконец нашелся покупатель и на нашу козу. Мужчина, обмотавший голову вышитым платком, обошел вокруг Черноухой.

— Сколько просите? — спросил он скорее не у матери, а у козы.

— Пятьсот! — быстро ответила мать.

— Триста! — мужчина погладил шею козы. — Я очень тороплюсь, думайте быстрее.

— Нет, милый, это не простая, а породистая коза, — сказала мать, качая головой. — Мать ее каждый год приносит по паре козлят и молока дает много. Молоко жирное, как у коровы. Меньше чем за пятьсот не отдам.

Покупатель не стал торговаться, пошел дальше.

Подошли еще двое. Один предлагал триста десять рублей, другой застрял на двухстах пятидесяти. Больше никто не подходил. Я заскучал. Стоял и перекидывал горсть орехов из одной руки в другую. Солнце припекало, хотелось пить. Мать, видно, тоже устала и тоскливо озиралась по сторонам.

— Видно, не обойтись нам без посредника, сынок, — сказала она упавшим голосом.

И, словно ожидая этих слов, к нам подошел человек в ватных брюках, перепачканных навозом. На нем была шапка, изъеденная молью.

— Ну что, сноха, не нашелся покупатель на вашего козленка? — сказал он громким, неприятным голосом.

— Это не козленок, а коза, — сказала, обидевшись, мать. — Вы только посмотрите, это породистая коза, ее мать каждый год приносит двух козлят. И молока она много дает. Молоко густое, как у коровы.

— Вижу, что у вас за коза, — небрежно махнул рукой человек в шапке. — Она у вас не больше кошки. Стельная она хоть или нет?

Мать отрицательно покачала головой.

— Точно не знаю, зачем мне врать. Но мать ее породистая. Каждый год приносит двух козлят. Молока дает много.

Незнакомец задумался на миг.

— Вот что я вам скажу, сноха, — снова заговорил он резким голосом. — Я человек посторонний, но вижу, стоите вы долго, аж пожелтели от усталости. Если хотите, я помогу вам продать вашу ненаглядную. Но договоримся сразу: за это вы дадите мне двадцать пять рублей.

— Ладно, посмотрим, — тихо проговорила мать. — Вы похожи на честного человека, дай бог вам всяческих благ… Но коза моя породистая.

— Сколько вы хотите за нее? — прервал ее посредник.

— Пятьсот.

— Что-о? — У посредника округлились глаза, словно он услышал нечто страшное. — Да за пятьсот рублей дойную корову можно купить. Цены-то на базаре упали. Зима на носу! Зима! Надо сено запасать, корм…

Мать растерянно пожала плечами.

— Я хочу купить сыну телогрейку. Муж сказал, чтобы я не соглашалась отдавать меньше чем за пятьсот.

— Нет, вы только посмотрите на нее! — воскликнул посредник и глянул на мать так, словно она совершила преступление. — У людей совести не осталось.

Он повернулся и хотел уйти, но мать стала упрашивать его:

— Ради бога, найдите нам покупателя. Я в долгу не останусь.

— Ладно, — проворчал он. — Подождите меня тут.

Через четверть часа он привел с собой человека, в засаленном халате, с ними был мальчишка чуть постарше меня. На голове у него красовалась новенькая тюбетейка. Она как-то странно сидела на его голове, смахивавшей на продолговатую дыню. «На деньги, которые останутся после покупки телогрейки, мама купит мне новую тюбетейку», — мелькнула у меня мысль.

— Вот! — сказал громко посредник. — Лучшего покупателя и не найти.

— Сколько просите? — покупатель почему-то обратился не к матери, а к посреднику. — Только называйте окончательную цену.

— Двести пятьдесят! — вместо матери ответил посредник.

— Что вы! — испуганно протянула мать. — Я только что не отдала за триста.

— Не себе покупаю, вот этому мальчику! — горестно вздохнул человек в засаленном халате. — Видите, какой он бледный, несчастный, только-только оправился от болезни. Туберкулез у него!