Уткур Хашимов - Дела земные

Мы миновали Лайлактепа и вошли в Казирабад. Здесь напились холодной как лед прозрачной воды из бьющего ключом родника. Вскоре подошли к Чиланзару. Вдоль дороги тянулись густые заросли кустарника с белесыми, покрытыми пылью листьями и колючками. Это чилон жийда, разновидность джиды, отсюда и название местности — Чиланзар. Дорога обсажена также грушевыми деревьями. Плоды еще не созрели. Когда проходишь под деревьями, опавшие листья прилипают к пяткам, и возникает неприятное ощущение.

А какое удовольствие пройти по мосту! Внизу чернеет вода. Глянешь, аж голова кружится. Мать не разрешила мне идти по краю моста: сказала, будто вода притягивает к себе человека и он может упасть… По самой середине моста вереницей тянутся арбы, запряженные лошадьми и ослами. Мост узенький, и движение поэтому одностороннее: сперва едут с одной стороны, а на другой поджидают своей очереди. Арбакеши ругаются, ослы кричат; по мосту проходят даже верблюды, нагруженные множеством мешков с соломой, вокруг рта у них пена. Как только мы перешли через этот мост, сразу же услышали стук трамвайных колес. Это уже Бешагач.

…Я думал, что та гадалка, о которой говорила тетя, должна бы походить на тетушку Ачу — цыганку. Она оказалась совсем на нее непохожей. Сойдя с трамвая, мы очутились на узенькой улочке, дома вдоль нее скрывались за урючинами со спелыми плодами. Затем мы вошли в какой-то маленький дворик, в котором росли белые ирисы. Заметив собачку, лежавшую в тени погреба, я остановился. Она была очень похожа на мою собачонку, такая же маленькая, но только не черная, а белая. Почему-то она даже не залаяла.

Мы вчетвером прошли на айван. Здесь нас встретила с улыбкой маленькая старушка в белом платке и в платье с длинными рукавами. Я не мог поверить, что это и есть гадалка.

— Какой славный мальчик, — сказала она, целуя меня в щеку.

К потолку была подвешена клетка, в ней сидела перепелка, она не пела, но все время скакала по клетке, и поэтому на палас из клетки падали зернышки. Пока я сидел и разглядывал перепелку, тетя разъяснила гадалке суть дела.

— Пойдемте, — сказала старушка, поднимаясь с места. И похлопала меня по плечу: — И ты тоже, сладкий.

Мы прошли в низенькую, полутемную сырую комнату, в нишах которой лежали какие-то книги, как выяснилось, на арабском языке. Старуха молча вышла. Мать, Отин-хола, тетя и я уселись в ряд на тонкой курпаче. Через некоторое время снова вошла старуха, в одной руке она несла большую фарфоровую чашку, в другой — белую ткань, похожую на простыню.

— Ты садись вот так, — сказала она и усадила меня посреди комнаты. — Вытяни ножки. Нет, расставь их немножко.

Я сел, как мне было сказано, и старуха поставила мне между ног касу. Я увидел, что каса полна воды.

— Сиди и гляди на воду, — ласково сказала она. — Я буду читать молитву, а ты, кого увидишь в воде, того и назови. — И накрыла меня сверху простыней.

Сразу стало темно. Старуха начала говорить что-то непонятное для меня. Мне показалось, что я задыхаюсь. Я испугался.

— Ма-а-ма! — закричал я.

— Сиди тихо! Никуда твоя мама не убежит.

Кто-то толкнул меня в плечо. Услышав сердитый окрик тети, я прикусил язык. Теперь я немного стал различать свет. Но, кроме поблескивающей в касе воды, я ничего не видел. Прошло довольно много времени. Оттого что я сидел не шелохнувшись, у меня затекли шея, ноги. И я возненавидел Шаропат-апа, из-за которой я сейчас так мучился. Если бы она не стащила серьгу у матери, я бы сейчас не сидел здесь, а играл бы в свое удовольствие. Я думал только об этом. И вдруг вижу, из-под воды глядит на меня Шаропат-апа. Глядит и смеется. Даже два золотых зуба ее увидел. И что есть мочи заорал:

— Шаропат-апа! Я ее видел!

С меня тут же сняли простыню. То ли от страха, то ли от того, что трудно было дышать, я весь взмок.

— Ваше подозрение подтвердилось, — сказала гадалка, глядя не на мать, а на тетю. — Даст бог, вернет она то, что взяла у вас, уважаемая!

— Вот, а я что говорила! — Тетя с победоносным видом оглядела всех по очереди. — Я ее теперь замучаю, как собаку!

В тот день мы ночевали у тети.

Как и грозилась, на следующий день она устроила Шаропат-апа «собачью» жизнь. Мать, Отин-хола и тетя, захватив с собой и меня, направились к нашей соседке. Та сидела на циновке, разостланной да супе, и чесала вату. При каждом ударе тонкими палочками по вате поднимается пыль. Увидев гостей, входящих в дверь, она вскочила с места, не выпуская из рук палочки. Хотела было поздороваться, раскрыв объятия, как вдруг тетя заорала:

— Я не желаю здороваться с негодяйкой, которая вставляет себе зубы из чужого золота!

Шаропат-апа так и застыла на месте с палочками в руках.

— Что… что вы такое говорите, уважаемая? — спросила она, побледнев.

— А то и говорю, чтоб вернули украденное!

Шаропат-апа еще больше побледнела.

— А что я украла? — проговорила она дрогнувшим голосом. — Скажите, что?

— Э, бросьте! — Тетя отмахнулась от нее рукой. — Сделали себе зубы из серьги моей снохи, а теперь притворяетесь такой невинной. — Она взглянула на Отин-хола. — Вот свидетель! Мы гадали с помощью вот этого непорочного мальчика. Он сказал, что это вы украли!

— Ой, чтоб мне умереть сейчас! — Палочки выпали из рук соседки. — Какой позор, — сказала она плача. Затем повернулась к матери: — Как же вам не стыдно! У меня сейчас совсем другие заботы. Сына собираюсь женить. Если я украла у вас хоть иголку, умереть мне на этом месте! — Последние слова ее заглушили рыдания. — Чтобы мне похоронить всех моих четверых детей, если я это сделала!

Теперь побледнела мать.

— Ой, милая, не говорите так! — сказала она дрогнувшим голосом. — Возьмите свои слова обратно! Если вы и подобрали мою серьгу, я вам прощаю!

— Э, снова вы за свое! Тоже мне байвачча, черт вас дери! — Тетя резко повернулась и пошла прочь. В дверях она обернулась: — Лучше признайтесь! Не то плохо вам будет!

Вслед за тетей ушла и Отин-хола. Шаропат-апа все еще всхлипывала, а мать стояла перед супой, опустив глаза.

— Пусть аллах покарает этого клеветника! — сквозь слезы выдавила Шаропат-апа. — Пусть никогда он не добьется в жизни своей цели.

— Оставьте, соседушка. — Мать еле сдерживалась, чтобы не заплакать. — О аллах, да пропади она пропадом эта серьга! Не принимайте близко к сердцу, милая!

— Не успокоюсь до тех пор, пока аллах не покарает клеветника! — С этими словами Шаропат-апа ушла в дом.

Мать постояла с минуту перед супой и вдруг набросилась на меня:

— Что ты торчишь здесь, как пень? Прочь с глаз моих, ублюдок!

Да, нехорошо получилось. С того дня соседка перестала здороваться с матерью.

Но самое худшее случилось через два месяца, в один из прохладных дней.