Владимир Домашевич - Меж двух огней

— Что, что вы сказали? — вскочил Лукашик и бросился к двери.

Но гости уже вышли во двор. Скрип их шагов еще не­которое время долетал до Лукашика, который, остолбенев, стоял у порога, Всего ждал он от этих людей, только не привета от Вали.

Лукашик долго еще стоял так, пока не почувствовал, что замерзает. Дрожа от холода, он закрыл дверь и пошел в свою комнату. Стуча зубами, разделся, потушил лампу и нырнул под одеяло. Согрелся он быстро, но заснуть, как ни старался, не мог. В его серую спокойную жизнь ворвал­ся неожиданный вихрь.

10

На задание!.. Как непривычно. Даже страшно! Что ждет их сегодня?.. Валя вздрагивает, но не от холода — она одета тепло: в старых подшитых валенках, в кожуш­ке, подпоясанном узким ремешком.

Тихо, без шума собралась диверсионная группа на за­дание. Двое саней, на них по три человека. На перед­них — ручной пулемет. Еще несколько партизан верхом.

Командир группы Саша Нечай, или, как его называют, Бессмертный, проверяет еще раз, все ли готово.

Наконец тронулись в путь. Саша подходит к своему ко­ню — поджарому, тонконогому, ловко вскакивает в седло. Ломая низкий кустарник, он обгоняет всех и первый выез­жает на чуть заметную в темноте зимней ночи дорогу. Ждет, пока догонит первая подвода.

— Кто замерзнет — пусть не ленится пробежаться вслед за санями,— приглушенным голосом, еле слышным из-за скрипа полозьев, обращается он к людям.— Разгово­ров — никаких!

Хотел отъехать, но придержал коня и спросил:

— Ну, как чувствует себя новый подрывник? Не страшно? — это сказано Вале.

— Рано спрашивать. Но думаю, что с вами не пропаду.

— Чего там, у нас крепкая охрана,— вмешался в раз­говор пожилой партизан, кивнув головой на Валиного со­седа, черноусого грузина Сандро, вооруженного ручным пулеметом.

— Все шутишь, дядя Михаль! Но смотри не забывай, с кем шутишь,— серьезно, без тени улыбки предупредил его Бессмертный.

— Я-то знаю,— продолжал тот,— что вы все горячие. Только в таком деле горячку пороть не надо.

— В каком это? — переспросил Бессмертный.

— А в нашем, партизанском,— ответил дядька, и нелег­ко было понять, что он имеет в виду.

Бессмертный ничего не сказал, только натянул поводья, и его легкий на ходу конь рванул вперед, оставляя позади подводы.

Сандро только теперь пошевелился. Он повернул к Ва­ле усатое лицо и с акцентом сказал:

— Очен, очен заботливый командыр...

— Это как раз неплохо...

— Я понымаю,— многозначительно добавил Сандро и умолк, устраиваясь в санях поудобнее.

Все притихли. Валя хотела разобраться, на что намекал дядька Михаль. Что-то хитрит он. Это, видно, с его помо­щью Валя очутилась на одном возу с Сандро. Ой, деду!..

Когда Валя появилась в лагере, все сразу приметили, что чернявый грузин-окруженец Сандро Балавадзе не мо­жет спокойно пройти мимо стройной светловолосой девуш­ки с милым улыбчивым лицом и высокой грудью. А спустя некоторое время стало ясно, что командир диверсионной группы Бессмертный вдруг совершенно переменился к своему лучшему другу Сандро. Как бы удачно ни провел операцию Сандро, Бессмертный всегда находил к чему придраться. Но хуже всего было то, что командир иногда не разрешал Сандро идти на операции, и тогда Сандро хва­тался ва кобуру. Мирил их обычно комиссар Шилов, кото­рый имел особую власть над беспокойным и горячим по натуре Бессмертным.

Валя долго не догадывалась, почему Сандро и Саша, тезки и близкие друзья, вдруг невзлюбили друг друга. Саша был более сдержанный в своих чувствах, чем Сандро, но Валя начала замечать, что командир подрывников неслучайно задерживает свой взгляд на ее лице, находит повод задеть ее словом, но как-то несмело, скованно, без улыбки.

Видно, не без участия Бессмертного Валю так легко пе­ревели из кухни прямо в его группу — из повара и прачки она стала разведчицей и подрывником.

И тут уже Бессмертный, как тень, ходил за ней. Пору­чал только самые простые задания, оберегал на каждом шагу, предупреждал, учил быть бдительной и осторожной. Валя не раз спрашивала себя, для кого он ее оберегает, и догадывалась, что, наверное, не для мужа, о котором он все знал.

Позже комиссар Шилов рассказал Вале о своем ночном визите к Лукашику.

Она все обдумывала, искала и находила связь...

Хотя Валя оставила мужа, но про новую любовь в та­кое время не хотела и думать.

Она не понимала мужчин, которые, находясь над про­пастью, успевают еще помышлять о том, что может быть только в мирной жизни, когда светит солнце и ветер ды­шит ароматами земли. Думать о собственном счастье мож­но тогда, когда все кругом счастливы. Она вспоминала слышанное когда-то от деда: «Если ты ешь на виду у го­лодного, не забудь дать и ему». Поэтому она не выбирала. Она была одинаковая со всеми — с Сандро, с Бессмерт­ным, с дядей Михалем — и за это ее любили.

Но Валя знала, что всему бывает конец, и боялась, что­бы из-за нее не приключилось беды с этими горячими хлоп­цами — ее командиром и кавказцем Сандро. Оба они рев­ниво ловили ее взгляды, исподтишка следили, кому она отдает предпочтение. У каждого из них было терпение — несмотря на горячность — ждать, пока сама она, Валя, не сделает выбор...

А по обе стороны дороги мелькали черные стволы сосен, редких, но стройных, ровных, как струны, величественных и спокойных, с пышными, раскидистыми шапками ввер­ху,— они слегка покачивались и роняли снег на землю. Там, вверху, гулял ветер, а внизу было непривычно тихо, только скрип полозьев нарушал лесную тишину. Скрип од­нообразный, невыразительный, но пронзительно-голосистый. Казалось, какие-то таинственные голоса торопливо и невнятно хотят поведать свету какую-то правду, предуп­реждают о чем-то, но напрасно — они спешат, горячатся, заглушают друг друга и превращаются в хаотически-нестройные аккорды, которые не могут дойти до людей, за­нятых делом.

Дорога будто стала уже: начали попадаться ели, ста­рые, развесистые, с комьями снега на опущенных почти до земли ветках. Вскоре густой ельник совсем сжал дорогу, колючие ветки начали бить людей по лицам, обсыпать сне­гом. Темень сгустилась еще больше, стала таинственной и страшной.

Валя невольно подвинулась ближе к Сандро, но вовремя спохватилась. Он сидел не шевелясь, только покачивался, когда санки подскакивали на ухабах или наезжали на корень.

Ей надоело уже сидеть в одном положении, начала бо­леть спина и затекать ноги, исподтишка подкрадывался холод.

Сандро молчал. Не подъезжал больше к ним и Бес­смертный. Дядька Михаль тоже, видно, не хотел быть единственным «нарушителем дисциплины» и не подавал голоса, только понукал коня.

Иногда их догоняла вторая подвода. Валя ощущала теплое дыхание коня у себя над головой, слышала, как ти­хонько позванивают удила.