Владимир Домашевич - Меж двух огней

Дорога вдруг резко повернула влево, стала шире и ровнее. Ветер прорвался к самой земле, сыпнул снегом в глаза.

Командир группы, остановившись сбоку, пропустил ми­мо себя обе подводы и тихо скомандовал: «Стой». Возле не­го вмиг сгрудились остальные всадники. Бессмертный снял рукавицу и негромко свистнул в пальцы.

Через минуту на дорогу вышли двое.

Бессмертный тронул поводья и подъехал к ним. Пого­ворив с незнакомцами, командир вернулся к своим и со­общил:

— Въезжаем в опасную зону. До деревни Голубы де­сять километров, до моста четырнадцать. Быть наготове. Поехали!

Конь под ним встал на дыбы и рванулся вперед. Снеж­ный вихрь полетел вслед.

Дядька Михаль чмокнул, дернул вожжи и пустил свое­го гнедого вдогонку. Снег колол лицо, в ушах засвистел холодный ветер. Скрипели полозья, летели сани...

Эх вы, партизанские ночи! Беспокойные, холодные но­чи, долгие трудные зимы. Вьюги, морозы... Взрывы, пули, ранения... Глубокие, суровые шрамы на всю жизнь. Кони горячие, легкие крестьянские сани! Сколько километров отмерили вы по гладкой, как стекло, дороге, по колдоби­нам, по целине! Летели версты, летели пули, обрывалась жизнь — молодая, пенистая, нецелованная... Белорусские парни, девчата! Вашей отваги, вашей крови и мук не забу­дет никто! Позарастают травой могилы, обвалятся в лесах низкие землянки, вырастет новое поколение людей, не зна­ющее войн, а ваша слава будет звенеть бесконечно — пока будет стоять земля!

Рассвет был уже близок,— кругом потемнело еще больше. Снег все падал, не утихая, крутило, мело у стога, засыпая людей и лошадей.

Протяжный заунывный свист ветра нагонял на Валю тоску. Потом закралась тревога: и взрыва не было слыш­но, и подрывники не возвращались.

Проходила обида на Бессмертного, который запретил ей идти к мосту. Пошли все мужчины, только дядька Михаль остался с лошадьми у стога. Осторожно, гуськом двигались хлопцы по неширокому руслу замерзшей реки, по льду, засыпанному снегом. Валя грустно смотрела, как они удаляются, как быстро сливаются их маскировочные халаты с белым снежным покрывалом.

Валя хорошо понимала, сколько отваги, ловкости и терпения надо иметь, чтобы под носом у немцев взорвать железнодорожный мост...

Но Саша Бессмертный — опытный разведчик и подрывник, за недолгую службу в его диверсионной группе Валя в этом убедилась. Почему же он побоялся взять ее с собой? Чтобы не мешала? Или он предчувствовал опасность?

Вдруг на юге, в направлении железной дороги, вспых­нуло небо, будто из-за горизонта хотела взлететь — и не взлетела — ракета, потом от взрыва содрогнулся воздух, и эхо, покатилось далеко-далеко, до самого леса.

Рванулись, приседая, испуганные кони, беспокойно застригли ушами.

— Тихо, тихо вы...— отозвался с саней дядька Михаль, который все курил в рукав и напряженно, как и Валя, вслушивался в однообразные ночные звуки. Теперь он вскочил на ноги и стал поправлять упряжь.— Вот ви­дишь,— сказал он Вале, нетерпеливо топавшей возле стога, — наш Бессмертный не промажет! Счастливый человек, чтобы только не сглазить... А смотри, что-то не слыхать больше ничего, неужели без боя обойдется?

Валя сама уже думала об этом. Там тишина: ни одного выстрела, ни одного подозрительного шороха... Только мо­нотонный, назойливый свист-завывание ветра да тихое шуршание снега.

— Дядя Михаль, а может, нам поближе подъехать? Навстречу...— сказала Валя старому партизану, снимав­шему попону со своего гнедого.

— Оно можно было бы,— оглядевшись крутом, рассу­дительно ответил тот,— да знаем ли мы, где они будут... Поедем и еще разминемся... Лучше подождать, мне ка­жется.

«Может, ты и прав,— подумала Валя,— но скорее всего боишься ты, дядька Михаль, нарушить приказ Бессмерт­ного, только не признаешься мне». И какая-то непрошен­ная гордость за своего командира родилась в Валином сер­дце, что-то похожее на нежность к этому смелому парню впервые шевельнулось в ее груди.

— Ну, подождем, если так...

Ждать довелось недолго. Сначала послышался скрип снега. Валя стала вглядываться в темноту, но ничего не за­метила. И вдруг у самого стога выросла несколько фигур.

Первым шагал Саша Бессмертный, за ним чуть успе­вали два молодых партизана — Харитоненко и Школьник. Немного позади семенил проводник из Голубов.

— Поехали,— выдохнул Бессмертный и ввалился в сани.

Валя, растерявшись, не знала, что и думать.

— А где же... все? — запинаясь, спросила она.

— Ждут... Все живы-здоровы,— с каким-то безразли­чием ответил Бессмертный.— Не назад, дядька Михаль, поедем прямо,— почему-то недовольно сказал он, словно старик должен был заранее знать, куда ему прикажут ехать.

Заскрипев намерзшими полозьями, сани тронулись с места. Справа и слева, проваливаясь в снег, бежали осед­ланные кони.

Партизаны ехали по той же дороге, только не обратно, а в направлении деревни Новоселки, которая примыкала к железнодорожной линии и от которой дорога шла на север, в леса, тянувшиеся прямо до их лагеря. Это была попыт­ка замести следы и уберечь Голубы от расправы «за связь с партизанами».

Валя снова сидела на своем месте, дядька Михаль по-прежнему разместился в передке, а рядом вместо Сандро был Саша Бессмертный. Казалось, ничего не изменилось,— будто они все едут с самого вечера и ничего не осталось у них позади: ни ожидания, ни страха и риска, ни мощного раскатистого взрыва на железной дороге. Только Саша вместо Сандро... Но оба, и тот, и этот, как сговорились — молчат. Неужели вот ему, командиру, не хочется расска­зать, как им повезло на задании? Ну нет, Валя тоже не станет у него расспрашивать. Не хочет сам — не надо!

Она украдкой взглянула на молчаливого соседа. Он сидел, хмурый, занятый своими мыслями, или может, про­сто отдыхал.

Несколько раз оглянулся дядька Михаль, словно по­рывался о чем-то спросить, но тоже сдерживался, только сердито понукал гнедого.

— Тпру! — вдруг натянул он вожжи, откидываясь назад.

Давая дорогу подводам, на обочине стояли люди в бе­лом. Передний, высокий, поднял руку. Это Сандро.

— Подвези, отэц! — Он был весел и возбужден.

Пока рассаживались, перекидываясь словами и шут­ками, прошло несколько минут. Снова Бессмертный гар­цевал впереди на своем поджаром коне. А рядом с Валей снова сидел Сандро.

— Ну, Валя, если б ты знала, как мы сегодня порабо­тали! — говорил Сандро, повернувшись к ней, и в голосе его слышалась неудержимая радость.— Да что я говорю — мы! Бессмертный! О, это волшебник! Если б ты видела его сегодня, ты узнала бы, что это за человек. Орел, каких мало на земле. Чистокровный горец. А разве, глядя на него, скажешь, что это герой? Самый обыкновенный человек! Послушай. Он сразу разделил нас: меня и еще троих ре­бят послал отвлечь внимание немцев. Сам первый пополз к мосту, за ним — дублеры. Это его любимый маневр. Если что, он подает сигнал моей группе, чтобы приняла на себя огонь охраны, а сам — как бы там ни было — должен сна­чала взорвать объект, а потом уж только, если иначе нель­зя,— умереть. Фанатик! А как он снимал часового! Непо­стижимо. Я смотрел, как тот ходит по настилу моста, и вдруг вижу — исчез часовой, как под землю провалился. А через минуту только искры сверкнули — горел шнур. Это талант! — Сандро стукнул кулаком по колену.— Се­годня я ему просто завидовал.