Владимир Домашевич - Меж двух огней

Она долго не могла найти подходящего места: то попа­далась слишком затененная полянка, то на ней не оказы­валось травы, то вытоптанная тропинка мешала девушке остановиться. Валя шла все глубже в лес. Вот знакомый старый дуб — ствол его раздваивается у самого комля. Она не впервые была в этом лесу и помнила, что скоро должна появиться лужайка с молодыми березками, где много пней — следов старой порубки.

Густой бледно-зеленый мох гладким ковром устилал землю, кое-где сквозь него пробивались пожелтевшие тон­кие травинки.

Вот и поляна. Валя раздвинула руками податливые ветки кустарника, ступила еще шаг и от удивления чуть не вскрикнула: на траве лежал человек. Он был раздет до пояса, лицо закрывала книга в ярко-красной обложке.

Валя постояла минуту, потом осторожно начала отсту­пать назад. В эту минуту мужчина стремительно припод­нялся, будто его что-то укололо, сел.

Книга упала на колени. Лицо закрыли длинные русые волосы. Человек отбросил их пальцами, потянулся. Тугие мускулы рук и груди заиграли под загорелой кожей.

Валя удивилась еще больше, когда узнала Лукашика. Непонятное волнение охватило ее. Захотелось подойти к нему, поздороваться, сказать что-нибудь. Но одновремен­но возникло и другое чувство, которое оказалось сильнее первого: страх. Неизъяснимый девичий страх сковал ее, она смотрела на Лукашика уже не как на коллегу, а как на мужчину, перед которым она может не устоять. Нико­гда ранее не испытывала Валя такого страха перед муж­чиной, а вот перед Лукашиком она вдруг почувствовала себя слабой и беспомощной. И если только он разгадает ее теперешнее состояние, она пропала...

Не разбирая дороги, Валя бросилась прочь. «Дальше, дальше от него»,— подгоняла она себя. И только когда ей стало не хватать воздуха, а ноги в коленях изгибались от изнеможения, она остановилась и перевела дыхание, по­степенно успокаиваясь.

С того дня Валя старалась обходить Лукашика сторо­ной, чтобы не попасться ему на глаза, чтобы вновь не проснулось в ее груди то постыдное, как она считала, ощуще­ние слабости перед его мужской силой.

Валя опасалась, как бы он по глазам не прочитал ее тайные мысли и страхи, как бы не подумал, что она поте­ряла из-за него голову.

Но Лукашик, как нарочно, иной раз что-то забывал в учительской, а однажды долго стоял перед новым распи­санием. Он по-прежнему бросал на нее короткие взгля­ды, но было теперь в них что-то невысказанное, загадоч­ное, после чего хотелось спросить: «Что вы обо мне знаете?»

Позже Валя краем уха услышала, что Лукашик был женат, но где его жена и как случилось, что он один,— никто не знал. И еще больше начинала тревожить и ма­нить ее эта таинственность.

2

Подлесейки — небольшая деревня, вытянувшаяся на версту вдоль дороги. Зеленые посадки, соломенные крыши, кое-где гонт или красная жесть, неровная песчаная улица, изрезанная гусеницами тракторов, вытоптанная копыта­ми; немного в стороне — большой коровник и несколько скирд необмолоченного хлеба...

После уроков Валя шла в конец деревни, чтобы навестить своего ученика, который вот уже третий день не по­являлся в школе. Задумавшись, она не замечала, что навстречу ей размеренно шагает человек, а когда глянула вперед, смутилась: это был Лукашик.

Просторный помятый костюм висел на нем, как на колу, руки болтались, словно чужие; продолговатая голова с прямыми русыми волосами была чуть откинута назад, глаза прятались под нависшими бровями, на лбу — складка.

Они поздоровались холодно и сдержанно, но почему-то и он и она замедлили шаг, будто собирались еще что-то сказать — не просто «добрый день».

«Неужели так и разойдемся? — кольнула Валю горькая мысль.— Неужели он не остановит меня?» Об этом было страшно и одновременно приятно подумать — чтобы стран­ный, не похожий на всех Лукашик заговорил с ней — и совсем не важно о чем.

Она шла и спиной ощущала, что он оглянулся или даже остановился и провожает ее взглядом. Ей тоже хотелось оглянуться, но она преодолела в себе это легкомысленное желание и шла дальше, вся напружинившаяся и взволно­ванная.

И когда уже угасла последняя надежда на разговор, ее слух и сердце внезапно прорезало короткое слово: «Валя!»

Она словно споткнулась о него: сначала остановилась, а потом стала нарочно медленно поворачиваться.

Лукашик стоял шагах в десяти от Вали и, когда она вопрошающе взглянула на него, направился к ней. Мягкая, немного виноватая улыбка была у него на губах,— он, ка­залось, не знал, что бы еще сказать девушке и как оправ­даться перед ней за то, что задержал ее.

На самом деле он и не думал оправдываться. Валю не­много удивили его первые слова.

— Все-таки нехорошо обходить боком своего колле­гу,— сказал он довольно самоуверенно.

— Почему же боком? — улыбнулась Валя.— Я но­гами...

Лукашик засмеялся, но тут же насупился и опустил голову:

— Вы, может, обиделись, что я задержал вас? Но я так редко вас вижу...

— Разве это так важно? — спросила Валя, пытливо вглядываясь в Лукашика. Она не понимала, шутит он или говорит серьезно.

— Как вам сказать...— запнулся Лукашик.— Для меня важно. Почему — я вам сейчас объясню... А что это мы стоим посреди дороги? Вы куда шли? К Титкову? Пойдем­те вместе...

Они миновали несколько изб и повернули направо. Валя первая открыла скрипучую калитку и вошла во двор. За ней шагнул Лукашик.

Вдруг из сеней прямо на них выскочил огромный ры­жий пес и с веселым заливистым лаем бросился к людям. Оба — Лукашик и Валя — невольно начали отступать. И получилось так, что Валя, размахивая портфелем, при­крывала Лукашика. Ему стало неловко, он обошел Валю и решительно двинулся навстречу псу, намереваясь встре­тить его ударом ноги. Пес тоже разъярился, оскалил зубы, начал приседать на задние лапы и бросаться в стороны, отыскивая слабое место в обороне противника. Неизвест­но, чем окончился бы тот поединок, если б из сеней не вы­шла молодая женщина с веником в руках. Она швырнула веником в собаку, та взвизгнула и побежала со двора.

Женщина поправила волосы, одернула фартук и поздоровалась с гостями.

Узнав, кто они и зачем пришли, она пригласила их в избу. Там засуетилась, стала прибирать со стола миски, вытерла лавку и предложила сесть. В просторной избе было неуютно и как-то пусто — стол, кровать и люлька, в углу слева — огромная печь, возле печи — лежанка, под ней — картошка.

На кровати сидели двое детей — мальчик лет десяти и маленькая девочка — годиков двух, не больше. Женщина подошла к ним, поцеловала малышку в лобик.

— Видите, Костик у меня в няньках. Зося заболела, боюсь одну дома оставлять, вот и не пустила его в школу. Сами понимаете — картошку надо убрать, пока погода стоит.