Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

Они сидели на солнышке, перед ними виднелись дома Шемахи в кружеве зелени и виноградников, к горизонту тянулась долина. В то утро они не знали, что подружатся надолго, и Мустафаев часто будет приходить к нему просто так и за советом.

Идея поднять воду на холмы и оттуда поливать виноградники на склонах зародилась у него давно, еще когда он был секретарем парткома в совхозе «Красный Самух» Ханларского района. Правда, там шла речь просто об обводнении пастбищ в засушливой степи. Но как ни бился — не удалось ему убедить директора в полезности нового дела. А когда самого назначили директором — тут все взял в свои руки. Они построили насосную станцию, протянули семикилометровый водопровод. Именно это позволило им решить кормовую проблему.

В районе не только хлеб и пастбища, но и виноградники на склонах. А если поднять воду на холмы и оттуда поливать виноградники на склонах? Советовался с опытными специалистами. За короткое время они многое там сделали. Опять обводняли пастбища, на этот раз в Карасакальской степи. А главное, подняли воду на склоны. За короткое время урожай винограда увеличился с девятнадцати тысяч тонн до шестидесяти шести тысяч. Вода на глазах делала чудеса.

Он с этим приехал и сюда, в сухую Шемаху. Говорил про это на заседаниях бюро райкома и разных совещаниях, агитировал специалистов, уговаривал хозяйственников. Ему в один голос твердили:

— Нет и нет. У нас испокон веку богара. Потом дело это колготное. Где вода? Речка Пырсагат, летом воробью ниже колена. Где электроэнергия для насосной станции?

Он доказывал: ирригаторы говорят — есть у нас подводные ключи, есть вода. Электролинию протянем своими силами.

— Какие там силы, — возражали ему — у нас хилые хозяйства.

— А если навалиться всем миром?

— Это что ж — межколхозная стройка?

Понимая крестьянскую психологию, он убеждал: для каждого хозяйства строить будем сообща, всем миром. Для каждого.

Не убедил.

Он и в отдельности говорил со многими руководителями хозяйств: трудные это были разговоры. Приехал как-то в колхоз. Поднялись они с председателем по склону, по увалам на вершину холма. Отсюда окрест — будто с самолета.

— Вот сюда воду подымем, и на склонах будут тебе и люцерна, и свекла, и виноградники. И пастбища будут, — сказал Мустафаев. Он знал, на что «бить», колхоз этот исконно животноводческий, для них корма — первое дело.

Председатель глаза округлил:

— Виноградники куда ни шло. А свекла — да о ней люди понятия не имеют. Я тут с малых лет. Никогда воды не было, сушь одна. Какая ж тут свекла?

Возвращаясь в тот день в Шемаху, Мустафаев раздумывал: ну что он им тут рассказывает, нужен пример. Правду ведь говорят: лучше раз увидеть, чем сто раз услышать. И наутро собрал руководителей хозяйств, специалистов, усадил в автобусы и повез их в Ханлар.

Они увидели там живую воду и все, что она дала.

Мустафаев после этой поездки еще не раз собирал специалистов. Изучали дело. Составляли расчеты. Созвали партийный актив. Опять о строительстве насосных станций, обводнении. По тому, как говорили, как выступали, Мустафаев чувствовал, что дело двинулось.

Сейчас в районе сотни километров оросительной сети. Она пролегла по горным склонам. Тридцать насосных станций поднимают воду на высоту от пятидесяти до семисот метров, и оттуда она самотеком спускается по склонам на виноградники, посевы люцерны и свеклы, поливает пастбища. Это за пять лет сделали. Тогда на собрании партактива он понимал, что за ним, первым секретарем, остается решающее слово. Ошибиться же он не имеет права. И он твердо сказал:

— Будем строиться.

Первая стройка начиналась в самой засушливой зоне — в Ширванской степи. Решено было протянуть от канала восьмикилометровый водопровод, соорудить водоем на три миллиона кубометров. Это в совхозе имени Азизбекова. Вот тогда во второй раз столкнулись они с Мирзоевым — тем самым, о котором говорилось в начале очерка. Исключенный из партии за приписки, он считал себя несправедливо обиженным, работал виноградарем. А человек опытный, знающий дело.

Мустафаев предложил:

— Пойдешь на стройку? Нужен нам дозарезу знающий человек.

— Кем же?

— Помощником бригадира.

— Вы что? Я всю жизнь на руководящей работе.

— Ну гляди. Без тебя люди обойдутся, а вот ты без них...

А народ и правда обойдется без одного человека, и даже без сотни, если поверит в нужное и справедливое дело. Они навалились всем миром: собрали людей и технику со всех хозяйств. На рытье траншей для водовода ставили красный флаг тому, кто сегодня впереди. Сам Мустафаев месил грязь, ругал себя на чем свет стоит — не дело это первого секретаря. Но захваченный общим настроением не мог удержаться. И с других требовал иногда очень жестоко. После ругал себя, а остановиться не мог — это ж для них. Когда пришла первая вода, старый-престарый колхозник сказал о нем при всех:

— А ведь мы бы тут засохли в степи без нашего секретаря. Гонял он тут хозяйственников? Ругал? И правильно делал. Вот она, вода, все смоет, а на этом месте вырастет дерево. И будет стоять долго.

Так имел ли он, секретарь райкома, право на эту жесткость?

Мы поехали с Мустафаевым в тот самый колхоз, где года три назад председатель округлял глаза, когда секретарь райкома говорил ему про то, что сюда придет вода и будут они тут выращивать свеклу. На песчаном бережке загорали ребятишки. В воде деловито плескались утки. Пруд был чистый, свежий, От него вверх по склону тянулось ухоженное свекловичное поле. Председатель вспомнил, как уже пала осень и шли дожди с ранним снегом, а они рыли траншеи, тянули электролинию, в душе поругивая райком за эту бесперспективную на их взгляд затею и попросту не веря в нее. А по весне, когда стали сеять свеклу, старый мудрый дед Костромин спрашивает:

— Это что вы свеклу, что ли, сеете?

— Свеклу.

— Кто же это придумал-то?

— Мустафаев.

Дед пожевал губами, подумал. Он только что вернулся из Кюдринской долины.

— Мустафаев? Это верный мужик. Сейте.

В районе теперь уже шесть каскадов из тридцати озер. И воду для них «ловят» в родниках, в мелких речушках, весной в горных распадках. Все это создавалось опять же «всем миром», общими усилиями всех хозяйств. Своим напором, волей и энергией секретарь райкома вселял в людей уверенность. И когда по весне, а еще больше по осени, в самый разгар сбора даров земли, люди увидели своими глазами, что сделали их руки, они готовы были простить ему даже излишнюю иной раз горячность, жестковатость. Они видели, что он хочет понять каждого из них.

В Кюдринской долине, где я разговаривал с виноградарем Мирзоевым про то, как его исключили из партии, я понял это лучше всего.