Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

— Володя, на бурильщика надо бы тебе. У тебя же голова.

— Да ну его! — тряхнет бородой Володька и поиграет плечами.

А тут жена Лариса, хорошая попалась, сдерживает его от всяких выходок. Он нашумит с ребятами, а она:

— Володя, не надо...

Но больше всего Макеров:

— Володька, голову оторву, если что...

Володька и призадумается. Это отчего же сам Макеров за меня? А Макеров оттого, что видит в нем нерастраченную силу. И уже к Макерову сам он идет зачем-нибудь и все:

— Батя, как ты считаешь?

Теперь Владимир Садырин на Магане. Один из лучших бурильщиков в экспедиции.

У него сейчас свой подопечный Саша Чулков (ох, и намучился с ним!). Но теперь сам Володька открывает в нем то, что приметил и развил в нем самом седой профсоюзный бог Макеров.

На том, верно, и свет наш стоит, что однажды поняв истинный смысл быстротекущей жизни, ты захочешь передать это другому, который рядом с тобой... С Володькой Садыриным они разъехались. Тот на Магане, а Василь третий год на Майоро, в Эвенкии.

Мы когда на Майору в геологическую партию прилетели, заместитель начальника экспедиции Бобылев Геннадий Николаевич сказал геологу Ефимову, спеша порадовать:

— Свежие огурцы вот привезли, журналы.

— На кой ляд они, — мрачно бросил Ефимов. — Форсунки для насоса привезли?

— Привезли, не гони волну.

— Слава богу.

— Василь Чупилко на месте?

— Здесь пока. Баню вон с Генкой Холкиным рубят.

Веселый, русоголовый, голубоглазый Василь с силой вогнал топор в свежеошкуренное бревно и, послушав про мою встречу с Володей Садыриным, обрадованно сказал:

— Молодец Володька, нутро у него хорошее. Теперь он на Магане. А у меня с Маганом все! Прошлой зимой перетаскивали вышку тракторами, я своим вездеходом дорогу бил, пятнадцать суток шли. Теперь вот тут.

Без таких людей как Василь Макарович Чупилко, я думаю, наша жизнь стояла бы на месте, не то, что вся геология. Он всегда всем нужен, всем поможет и все делает тихо, спокойно, без слов, без лишнего трепа. Но только тут, так сказать, сторонний взгляд. Самому Василю думается, что он мало в жизни значит и главное — мало делает. Это чувство укрепилось в нем с большей силой с той запомнившейся истории, когда старый долганин-тундровик вел их в пургу на Попигай. Вот вроде бы и отжил старик свое, а пошел с ними в тундру и их вывел и, наверное, совсем не думал о песцах, которых Василь назвал тогда задрипанными. Что-то его вело. А что?

Василь раньше в Норильске жил и работал. И все устраивалось неплохо. А тут сказали: новая экспедиция создается в Хатанге. Спросил жену Лену:

— Поедем?

— Тут квартира.

— Да поедем, новая же экспедиция.

— Поедем.

Обосновались в Хатанге. А ему тут тоже: на Попигае по полгода, да на Магане, теперь вот на Майоро. Жена одна дома с двумя детьми. Терпит. Хорошие все-таки жены у геологов, терпеливые...

На Майоро Василь тоже хлебнул по самые ноздри. Летом солнце незакатное, жарища, комары, как здесь говорят, четырехмоторные, размером с небольшого воробья. Садится сразу на хобот, а потом уже на все четыре. Зимой темень, морозы за сорок. Но работа. Дали Василю старый вездеход, он его «подшаманил», привел в порядок. Пять тысяч километров ему положено, а Василь на нем восьмую тысячу добивает. Тут недавно списали старый вездеход, а корпус еще крепкий. Василь насел на начальника экспедиции Молодченко:

— Тимофеич, давай двигатель, новый вездеход спроворю.

Двигатель дали. У Василя отгулы, домой тянет, хоть умри, детей месяц не видел, а тут сварщик ненароком подвернулся, кузов надо подварить. Поскрежетал зубами, пропустил вертолет, новый вездеход отлаживает.

Зимой тут тяжело. Одно хорошо — ездки на дальние буровые по зимнику. Опять же зимник кто прокладывает? Вездеходчики. А проложить его тоже надо с умом. Жалко тундру утюжить вдоль и поперек. Иной раз глянет Василь с вертолета, когда на Майоро из Хатанги летит. Боже ты мой, что ж с землей-то делаем — вся в шрамах. Потом скажут: геологи, мол, прошли. А ведь один раз по тундре пройди — десять лет ничего не растет. Вот и приходится как ни трудно, в один след, чтобы не поранить землю.

Они живут с Геннадием Холкиным в уютном балке. Этот балок Холкин еще с Есея привез. Дружно живут. Жили еще лучше. Зимой как-то Василь подобрал трех волчат. Из соски выкормили. Так и ездили с ним в вездеходе.

Привыкли. Двух подарил друзьям, а Малыш остался. На привязи держал. Потом так ходил, все Василя из рейса встречал. Недавно матерый волк, все в округе ошивался, увел Малыша в тундру. И чего ему, Малышу, недоставало среди людей?

Может, того же, что и самому Василю, когда он уезжает в отпуск к родным, на юг. Отпуск-то северный, он длинный. Погуляет Василь, повидается с друзьями и тянет его в тундру. Черт знает что — южный же он родом-то человек.

Иной раз сидит там у себя на юге и вспомнит: мороз, метель, а надо выезжать на буровую. А тут еще нелады с гусеницей. Он долбает кувалдой из последних сил. Выходит начальник экспедиции Молодченко, Георгий Тимофеевич:

— Дай-ка я.

— Ладно вам.

— Дай, тебе говорю.

И сам начинает махать. Ему-то что, Молодченко — начальник все же. Его-то что, чистого, так сказать, геолога, заставляет тут уродоваться? Наверное, то же, что и того запомнившегося сухонького старика — долганина, голос которого так и стоит до сих пор в ушах: «Вставайте!»

Тут еще вспомнит Василь, как выходит на порог столовой их повар Володя Безруких, и стараясь перекричать пургу, приглашает в который раз:

— Мужики, завтрак стынет. Я ж вам блинов испек.

И так защемит сердце, так потянет на Майоро.

А потом они с Молодченко в теплой столовой едят блины, и начальник экспедиции делится с Василем своими мыслями. Мысли эти важными кажутся Василю оттого, что вот Молодченко посвящает в них его, простого вездеходчика Василя Чупилко. На Таймыре, в этом неоглядном регионе, несколько разрозненных геологических экспедиций. У каждой свое хозяйство, свое направление: одни ищут нефть, другие газ. Не лучше ли создать здесь какое-то управление, которое бы координировало их усилия, и отдача, и польза была бы большей.

Так они сидят и говорят — два геолога. За окном стужа, метель. Впереди трудный тридцатикилометровый путь по тундре. И так не хочется уходить от жаркой печки, от блинов, от разговора с интересным человеком.

А надо. Геологу надо идти вперед.

1984 г .

Великий жар стоит в цехе. Из пышущего жгучим пламенем, раскаленного добела жерла камеры вываливается живая, огнедышащая масса кокса.

Леонтий Мацков — коренастый, в спецовке, в распахнутой на груди рубашке, в оранжевой каске, моложавый и веселый, щурится на огонь из-под очков в темной оправе и говорит стоящему рядом монтажнику из его же бригады Юрию Смирнову: