Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

Директор совхоза, куда его направили, сказал что с шоферами, мол, у нас порядок, вот чабанов не хватает на дальних выпасах. «А что, — подумал Чистов, — может, освою я это дело». И дал свое согласие, обговорив одно условие: чтоб воздуха побольше и простора. «Этого у нас навалом» — пообещал директор и повез его с женой в степь. Там стоял домик, при нем — две кошары для овец. Одну отару дед пасет, другая — бесхозная. Директор сказал:

— Вот твое хозяйство. Дед тебя поднатаскает, так сказать, профессионально, а ты ему как представитель пролетариата рабочую закалку обеспечь…

Насчет закалки — это он шутил: деда закалять было поздно. Главное, наказывал директор, чтобы вы обеспечили мне не менее ста ягнят на сотню овцематок. Чистов сгоряча пообещал дать полторы сотни.

Освоился он быстро. От природы человек хозяйственный, хваткий, с хорошей сметкой, он отару держал в порядке. Быстро обжили они с женой домик, купили корову, две свиньи, пару овец. Накрепко решили осесть. Осень закончили с хорошими показателями. Зиму жили на центральной усадьбе. Там им дали квартиру. «А что, — думалось Чистову, — чем не жизнь? Дело делаю, заработки хорошие». Весной — опять в степь с отарой. Про шахту забываться стало.

И все было бы ничего, но тут такая вышла история. Пошла плодиться живность во дворе у Чистова. У коровы — теленок, поросят полный двор, ягнята траву щиплют. Чистов не нарадуется. Но вот один раз приезжает представитель из района. Поглядел на это дело и спрашивает: «Тебя, дорогой, зачем сюда прислали?» «Приехал по призыву партии сельское хозяйство поднимать». «Вижу, как ты поднимаешь! Экономический закон социализма нарушаешь. Под себя гребешь, погряз в личном хозяйстве». «Я, что ли, виноват, что живность так часто плодится?» Представитель юмора не понял. «Сейчас же ликвидируй это безобразие». И пошло-поехало, чуть до следователя не докатилось. Чистов не стал ждать, пока заведут на него дело, и, сдав отару соседскому деду, поехал в контору увольняться...

Сейчас, вспоминая свою несостоявшуюся карьеру, Чистов усмехается:

— По нынешним временам, я так думаю, мне б цены не было. Какое хозяйство имел!

Так бесславно закатилась чабанская звезда Петра Петровича Чистова. Ни сном, ни духом не ведал он, что когда-нибудь она снова замаячит на его жизненном горизонте. А случилось это на Севере, на Чукотке...

Что тянет человека на Север? Романтика? Жажда познать неизведанное, открыть новое? Высокие заработки?..

Признаться по правде, Чистов семнадцать лет назад особенно не раздумывал — ехать или не ехать на Север. Жене сказал:

— Деньжат подзаработаем, а там видно будет...

Судьба связала его крепким узелком с неуемным племенем геологов, и пошел он колесить по Северу. Был на Шпицбергене бурильщиком, старшим мастером, бригадиром проходчиков. Потом здесь, на Чукотке. Уже вроде бы денег накопил порядочно, и дети в люди вышли: дочь замужем, сын из армии вернулся. Но силы еще есть и слава о нем идет добрая — лихой проходчик. Недаром же Горбушко сказал о нем: «Ас», «Легенда».

Иной раз подумается: а может, хватит, может, поехать к матери, на Дон, у нее свой домик. Но что-то держит его тут. Старый знакомец Ковалевич позвал в Майскую экспедицию. «Там, понимаешь, перспектива: со временем комбинат будет. Ну и — заработки»... Чистов отнекивается — на пенсию, мол, пора. А сам в душе чувствует: не тянет на пенсию, сила еще есть и здоровье не растрачено. Да и любопытно: больно уж много говорят о Майском — жилье, мол, дают и условия хорошие. Сказал себе: ладно, только гляну и уеду на материк.

Он добирался в Майский из Певека по зимнику. Ехал, так сказать, своим домом: его балок-вагончик на санях тянули трактором. Он с этим балком не расставался с семьдесят второго года. Так с места на место и перебирался. Приехал, поставил на землю, свет подключил и готово: две комнаты, кухонька, коридорчик. Не доезжая километров двадцать, на реке встретилась водовозка.

— Чего ж так далеко за водой? — спросил шофера.

— В поселке своей нет.

Чистов даже присвистнул. «Ну, — с тоской подумал, — если даже воды нет»... Дело прошлое — дрогнул. Глянул на пустынное белое безмолвие, сердце сжалось. Может, хватит мытариться по свету, может, к матери, на Дон. И снова подумалось — только гляну...

О Майском сегодня на Чукотке много говорят. Несмотря на отдаленность, суровые климатические условия, тут в короткие сроки разведали месторождение, утвердили запасы. Решающий фактор был один — люди. Их отношение к делу. Но и отношение к ним самим. Так, пожалуй, вернее. И хотя Петр Петрович Чистов, работавший забойщиком и бурильщиком, прямо на геологическую и хозяйственную политику в Майском не воздействовал, это прошло через его судьбу и оказало влияние на всю его дальнейшую жизнь.

Нового начальника экспедиции прислали в Майскую экспедицию в июле семьдесят седьмого. Чистов увидел его первый раз в забое, и с первого раза он ему «не показался»: маловат ростом, в модных туфлях и все молчит. А начальник молчал оттого, что сам он, наверное, пребывал в том состоянии, что и Чистов на берегу речки. Может, пока не поздно, вернуться в Анадырь? Десять лет, полевым геологом, верхом на лошади он изъездил весь юг Чукотки, потом был главным геологом в Анадыре. Когда сюда предложили — показалось заманчивым: новое дело. Но оно было, и он это увидел сразу, крайне трудным. За три года надо было разведать месторождение. Предстоял огромный объем буровых работ. Нужны были люди, а людям — крыша над головой. И не просто крыша, а хорошее постоянное жилье.

Север сегодня не просто осваивается. Он прочно обживается. Люди селятся здесь накрепко, навсегда. И хотя часто можно услышать, что вот, мол, у меня на материке квартира. Или — кооператив строю, отработаю свое и вернусь. Но часто — это просто привычка. Человек здесь на Севере уже и душой, и телом, а материк для него, как для москвича или ленинградца — поездка на отдых к морю. Он тут, порой не замечая, пустил корни, и они, эти корни, слишком глубоко и прочно держатся. Иной и вырвет их, уедет, а тянет на Север, и возвращается. Работает и живет еще очень долго.

Майский начинали с привычных на Севере балков. Начальник экспедиции с самого дня приезда сказал:

— Будем селиться прочно. Балки ликвидируем.

С ним спорили:

— Мы геологи. Зачем тратить силы: отстроимся маленько и хватит, все равно дальше пойдем. Те, кто будет осваивать месторождение — пусть и выкладываются.

— Выкладываться будем вместе: и мы, и те, кто после нас придет.

За три года вырос в тундре среди сопок поселок. В нем сегодня своя электростанция, котельная, канализация, водопровод. Из старого поселка, из балков переселялись в новые двадцатиквартирные дома. Их в поселке сегодня четыре. Со всеми удобствами. По два в год сдается. И своя баня — хотя воду приходится доставлять машинами с реки Паливаам. Есть пять общежитий для малосемейных. Построили прекрасный универсам, столовую, клуб. Сами соорудили ретранслятор и смотрят телепередачи. Детишки ходят в детсад и ясли, и заложили еще один садик на сто сорок мест. Все это, конечно, с трудом, с выбиванием и доставанием дефицитных стройматериалов, за тысячи верст морем до Певека. Это в навигацию. А оттуда — по зимнику еще двести километров в глубь Чукотки.