Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

...Видно, отголоском того разговора с парторгом остался случайно подслушанный диалог в заводской проходной.

С умом работал Лихолат. Творчески. Долго не могли освоить быструю расточку барабана. Ломали голову всем цехом. Наконец, Лихолат предложил: а если сделать ее сквозной, с двух сторон? И пошло дело. Лихолат мастер, и им хочет быть всегда. Он недаром как-то сказал, что сегодняшний рабочий — это лесковский Левша, только с высшим образованием. Я не должен стоять на месте, размышляет Лихолат. Вот с барабаном придумал. А ведь сколько можно сделать, чтоб быстрее, удобнее, лучше.

Лихолата хвалили, награждали. А у него все время в голове одна мысль билась: можно лучше. Вот уж не первый год подряд каждую смену он в два-три раза перевыполняет задание. Случайность? Нет. Закономерность. Высочайшее мастерство, точный расчет, сноровка, упорство. Я спросил как-то:

— Работа в общем-то однообразна. В этом главная трудность?

— Не только. Вы знаете, подсчитано, что фрезеровщик за смену совершает руками тридцать тысяч манипуляций. Я, скажем, делаю пятьсот деталей за смену. Это ж надо ее поставить, обработать, снять, измерить, складировать. А времени в смене всего сколько вы думаете? Четыреста восемьдесят минут. Вот так.

— Ну, а если уж, совсем устаете?

Лихолат просто ответил:

— Сяду, отдохну. Отдохнуть не грех. Я вот только лацюг не люблю. Это лодырей по-нашему, по-украински. И такие есть... А вообще отдыхать некогда. Конструкторы у нас такие, что застояться не дадут...

Один и тот же комбайн, каким бы он ни был совершенным, невозможно использовать везде, где выращивается свекла, потому что разнообразны условия. И потому заводские конструкторы, несмотря на награды и лестные слова в свой адрес, шли в своем поиске дальше: они без устали совершенствовали свое детище. Так родился новый комбайн РКС-6. Он убирает корни раздельным способом: ботва со свеклы срезается другой машиной. Поскольку навесным является трактор, а не сама конструкция, то в межсезонный период трактор не простаивает, а используется в хозяйстве.

К тому времени Лихолат уже ходил, так сказать, в именитых... Его авторитет непревзойденного мастера был непререкаем... Он мог работать на строгальном, но еще лучше — на сверлильном, и еще лучше — на фрезерном. И уж совсем блестяще — на токарном. И бывало, не подадут заготовок — иные объявляют долгий-предолгий перекур. Кроме Лихолата (хотя человек он тоже курящий). Лихолат идет и становится к станку, где есть заготовки: он все умеет.

Он часто вспоминает тот далекий день, когда их, голодных послевоенных детдомовцев, привезли из ремесленного училища первый раз в заводской цех. Седой добрый мастер Николай Наумович Каток (вот ведь через сколько лет фамилия помнится) водил их по цеху, позволял за включенным станком постоять. Пахло свежей стружкой, машинным маслом и еще чем-то, что надолго запомнилось. Старый мастер сказал:

— Тут главное что? Работу надо любить. Это тебе твой хлеб-соль и счастье...

...Как раз когда работали над новым комбайном «Славутич». Молодежь вокруг Лихолата сгуртовалась. Хорошие хлопцы — Саша Березняк, Володя Гитлец. Старались, набирались опыта. Для нового комбайна изготовляли соединительную муфту. Приходил мастер, покрикивал, поторапливал:

— Ну-ка, хлопцы, нажмите! Вон орлы какие.

Лихолат потихоньку в сторонке ему подсказал:

— Ты посерьезней с ними. Молодые. Им важность надо уяснить, дать понять, что дело, мол, не механическое: точи и все. Дело государственное. Людям в поле вон какое облегчение, а зависит все вроде бы от нас. От них, от ребятишек этих, то есть, тоже...

Мастер, замордованный текучкой, минуту внимательно глядел на Лихолата, потом сказал:

— А это ты верно...

Что ни говорите — это так важно, с чего начинается рабочая жизнь молодого человека: с трали-вали, с беготни по поводу первой получки или с серьезного отношения к серьезному делу.

Позже, когда машина вышла на поля, Лихолат каждый раз при случае внушал ребятам: наших, мол, рук дело. Ему важно было именно через это чувство приобщенности к большому показать им всё — результат вашей работы. В ней — всё.

Знаменитая Ольга Диптан, дважды Герой Социалистического Труда, звеньевая с Киевщины, как-то сказала:

— Даже в трудную осень, когда четыре месяца не было дождей, все-таки наше звено собрало по 515 центнеров свеклы с гектара. Мы прикинули, что только благодаря новому комбайну сто центнеров дополнительно получили с каждого гектара. Разве это не чудо?!

Он, Владимир Лихолат, тоже причастен к сотворению чуда. Он думал об этой оценке работы коллектива завода и тогда, когда ему вручали Золотую Звезду Героя Социалистического Труда. Его искренне поздравляли с наградой. Но одному человеку он был рад вдвойне. Хотя, казалось бы, кто он ему?

Где-то свернул с ровной дорожки ученик Лихолата Володя Гитлец. Тот самый, с кем они приступали к новой машине, кому он охотнее, чем другим, передавал опыт свой и мастерство. На то была своя причина. С отцом и матерью Володи Лихолат когда-то вместе начинали на заводе. Те годы не забылись. Теперь Павел Гитлец работает долбежником на заводе. Родители на хорошем счету, а вот с Володькой плохо. Раза два отец приходил к Лихолату, жаловался:

— Не могу справиться, Федорович. Ну, молодежь пошла...

— Ты на молодежь не греши.

— Так украл, понимаешь...

— Я тоже украл когда-то сахару кусок, — признался Лихолат.

Было все. Разговор по душам. Один на один, так сказать, калякание. На собрании разбирали. Встречался Лихолат с Володькиными дружками. Нет, он не говорил о долге, не рассказывал, как воровал сахар у немцев, не стыдил. Он советовал Володьке: погляди, мол, на тех охломонов, с которыми водишься, не спеша. Со стороны погляди, как бы изнутри. Посмотри и подумай... Долгие-предолгие были разговоры...

Стал парень на ноги. Встретил Лихолата по дороге на работу, сказал грубовато, стараясь скрыть смущение:

— Поздравляю с Героем.

Лихолат смотрел ему вслед и думал, что впереди с этим парнем и с другими молодыми тоже предстоит еще немало повозиться, чтоб они поняли, что в настоящей работе твой хлеб и твое счастье.

1980 г.

Горбушко — лучший проходчик экспедиции, человек не очень словоохотливый, и совсем даже не сентиментальный, вдруг среди разговора мечтательно сказал:

— Эх, был у нас тут ас Чистов. Легенда! Верите — сам, один штольню проходил...

— Чистов? Это не тот ли, что на свинарнике?

— Он самый. Петрович... Пропал человек...

Захотелось Чистову вольной жизни: чтоб простор, и воздуха во всю грудь, и солнце, и ветер. И вообще, чтобы все по его широкой натуре. Немало лет отбарабанил проходчиком в шахте, устал под землей. Иной раз, поднявшись из шахты, плюнет в сердцах черной слюной, подумает: есть же где-то другая жизнь, где чисто и просторно. Это было начало шестидесятых годов. Призывали ехать на село, поднимать сельское хозяйство. Чистов тоже подал заявление. Имел еще и специальность шофера. Решил, что на селе пригодится.