Александр Скрыпник - Белый конь на белом снегу

Солнце сверкало в воде. Море плескалось у ног. Лукьяненко признался:

— Я вот лечусь, а думаю, знаешь, о чем? Мы долго добывали путевку для Анны Степановны в Трускавец. Добыли, наконец, с большим трудом. А мне тут по телефону позвонили, говорят — отказалась. Она ведет у нас районную школу молодого животновода. Пока, говорит, программу не закончим — не могу уехать. Вот так...

Поздней осенью на Львовщине, когда все утопало в червонном кованом золоте, мы с Анной Степановной Дорощак сидели у нее дома, и она говорила о себе очень коротко и с видимой неохотой. Ей больше хотелось о деле рассказать: про то, как она раздаивает коров, как вместе со специалистами составляет рацион кормления («Это первейшее дело. Недаром же говорят, что молоко у коровы на языке»). На столе лежала стопка тетрадей.

— Что это?

— Конспекты. Я ж школой животноводов руковожу. Молодых учу.

Школа тут своеобразная. В определенные дни Анна Степановна приезжает на ферму. Смотрит, как задают корма, как доят, как ухаживают за коровами. А потом — лекция. Собственно, не лекция сама по себе, хотя тема обозначена. Это разговор по существу увиденного. Анализ и тут же практический совет, основанный на собственном многолетнем опыте, когда многое испробовано и были ошибки и неудачи, но в результате — конечный успех сегодня.

В совхозе имени Леси Украинки доили побригадно. И всех это устраивало. Анна Степановна, бывая в этом хозяйстве по делам школы, подолгу наблюдала за работой, изучала. Вроде бы не ее дело. Она-то только опытом делится. Тем не менее она посоветовала руководителям совхоза организовать работу по-другому. Коров закрепили за каждой дояркой. Прошло какое-то время, и надои пошли вверх.

Я спросил:

— В чем же секрет?

Анна Степановна ответила просто:

— Никакого секрета. Человек должен конкретно отвечать за что-то: в жизни, в собственном доме, в работе. Не вообще, а конкретно. За ту же самую корову отвечать, которая закреплена сегодня за дояркой. У нас вот семья немалая была и в детстве так было поставлено: ты утром хату подмети, ты дров принеси и растопи печь, ты за скотиной смотри. И вот, помню, каждому хочется сделать, чтоб лучше, чем у других. Сейчас это соревнованием называется...

С ней интересно говорить. О чем бы не зашла речь — у нее свое, подчас оригинальное, отличное от других, суждение. Мне стал потом понятен тот разговор ее с секретарем райкома, когда возвращались ночью в Пустомыты. И теперь уже не удивляло, когда секретарь райкома по тому или иному поводу советовался с ней, а сама, приезжая в райком, спрашивала его мнение по каким-то волновавшим проблемам...

Зная, что иногда она делается в районе этаким почетным представителем: чуть что — Дорощак в президиум — я спросил, не мешает ли это в жизни. Она ответила без всякой рисовки:

— Как не мешает? Мешает, отнимает время. Но тут дело такое. Вы вот сказали «общественная работа». Что такое совещание? Работать надо. Не просто посидеть в президиуме, посиять наградами. Но смотреть, учиться, наблюдать, впитывать хорошее. Я знаю, про меня кое-кто говорит: вот, мол, в президиумах сидит. Верно. Сижу. Но с кем? В президиуме народ интересный подбирается. Уже одно общение обогащает...

Верно подмечено, ничего не скажешь.

...Когда мы пошли к Дорощак на ферму и увидели гладких, хорошо упитанных коров, Анна Степановна сказала:

— Главная заслуга нашего секретаря Лукьяненко знаете какая? Как специалиста, конечно. Ну и как руководителя. Благодаря ему мы поменяли и улучшили все поголовье. Трудоемкое дело. Между прочим, за это время Лукьяненко еще и кандидатскую диссертацию защитил...

Потом мы сидели в маленькой, беленькой комнатке отдыха на ферме у Анны Степановны, и она рассказывала, что скоро переедут на новый комплекс, показала дипломы, награды. Отдельно стояла высокая фарфоровая ваза с изображением пожилой женщины в простенькой косынке.

— Это приз имени Ганны Клюк, Героя Социалистического Труда. Она меня всему научила... Как надою до конца года семь тысяч килограммов молока — останется за мной дорогой для меня приз. Шесть с половиной тысяч уже надоила...

Анна Степановна говорила о своих ученицах. Довольно смеялась:

— Того и гляди перегонят. Гарные дивчата...

Прямо перед окном, на улице, стояла пожилая женщина в ватнике, в кирзовых сапогах, с ведром в руке. Подталкивала коленкой несмышленых телят.

— Так то ж сама Клюк Ганна, — пояснила Анна Степановна. — Приз-то ее имени. Не узнали?.. Уже на пенсии, а с фермы не хочет уходить. Вот так хочу прожить жизнь. Чтоб люди за фамилию мою соревновались, за право быть похожей на меня.

Шел снег. Первый в тот год. Он падал на кованое золото поздней карпатской осени.

1976 г.

Эта история началась в Касабланке. Судно вошло в порт на рассвете. Ослепительно белый африканский город поразил матроса Павла Белзу прямо в сердце. Подумалось: как это здорово, что ему привелось повидать мир...

Ждали разгрузки долго — бастовали докеры, и команда, сходя на берег, знакомилась с достопримечательностями города. Потом и это стало приедаться. Для разнообразия поехали посмотреть джунгли. И там, у дороги, увидели наш трактор «Беларусь». Обрадовались ему, как живому человеку. Нерусский парень, копавшийся в двигателе, увидев моряков, помахал им рукой.

— Не иначе, что-то у него не ладится.

Капитан сказал Белзе:

— Глянь-ка, Павло. Ты ж трактористом был...

Они подошли к трактору. Копаясь в моторе, Павел вдруг увидел на кожухе тормозного крана марку Винницкого агрегатного завода. У Павла вдруг непривычно потеплело в груди. Может, тот самый корпус, над которым он совсем недавно орудовал напильником в своей литейке...

— Ты чего там застрял? — торопили ребята.

— Да так, — смутился Павел.

С того дня померк ослепительный город Касабланка. Да и океанская волна что-то другой стала — нет той романтической сини, о которой мечталось...

...Мы сидим с Павлом в тесной конторке. Это уже в Виннице, на заводе. На виду у нас весь участок цинкового литья. Широкоплечий, с тяжелыми руками, которые он не знает куда девать, Павел рассказывает:

— А надо вам сказать, что с завода я уходил не то чтоб со скандалом, но не очень хорошо. Но в Касабланке, как увидел этот самый кран, домой вдруг захотелось — хоть криком кричи. Но с какими глазами я вернусь?.. Впрочем, давайте вам все по порядку расскажу, с самого начала...

Павел после школы поехал на целину по комсомольской путевке. Два года работал трактористом. В армии попал на флот, «заболел» морем, да так, что демобилизовался и опять в море — плавал на торговых судах. На флоте был у него дружок Борис Бородий. Раз как-то поехали к нему в отпуск, и там познакомился Павел с его сестрой. Она-то и заманила его в Винницу.