Евгений Гущин - Правая сторона

Мужики хохотали единой глоткой.

— Он сам-то согласный? — спросил кто-то.

— Согласный, согласный! — подтвердила за Лариона жена.

Дмитрий Иванович нервно барабанил пальцами по столу, нетерпеливо ждал, когда шум уляжется. Потом встал.

— Теперь — Спирин.

— Предупредить! — кричали из зала.

— И все? — строго спросил директор. — Между прочим, раньше за прогул судили.

— Что было, то сплыло! — выкрикнул Тихон и вскочил под пристальным директорским взглядом. — Че у нас получается? Мы вот Анисима равняем с Ларионом. Правильно это, нет?

— Нет! Неправильно!

— Вот и я говорю. Анисим — мужик серьезный, у него талант. Я че хочу сказать: радость нам от него!

Дмитрий Иванович, сжав виски ладонями, цепко глядел на Тихона. Не удержался, спросил:

— Значит, ему все позволено?

Анисим шевельнулся на лавке, поднялся.

— Я, мужики, виноват, — сказал он и вздохнул. — Вы меня не защищайте. Директор правильно сказал. У меня никаких тут особенных прав нету. Права у нас у всех одинаковые, что у Лариона, что у меня. А за вину мою — наказывайте. Как на душу придет, так и наказывайте. А простите меня, я на трех обходах тропы вычищу, избушки отремонтирую. Потому как искупить я должен. Я ведь, кроме того, и Матвея Матвеевича, можно сказать, подвел…

— А чьи тропы-то будешь чистить? На каком обходе? — поинтересовался кто-то из дальнего угла.

— А чьи прикажете. Мне без разницы.

— Строгий выговор! — сказал Дмитрий Иванович. — Кто за это? — и первый поднял руку. Поднял руку и Анисим, а глядя на него, весь зал. — И тропы! — продолжил Глухов.

— И тропы, — как эхо, повторил Анисим.

Люди шумно поднимались со своих мест, закуривали, некоторые уже потянулись к дверям, но Трофимыч, вскочив, застучал костяшками пальцев по столу.

— Собрание еще не кончилось! Садитесь на места!

Матвей недоуменно поглядел на Дмитрия Ивановича, что-то спросил, тот ответил, после чего главный лесничий озаботился, нашел глазами Ивана Рытова, значительно поглядел на него, будто от чего-то предостерегал. Глухов перехватил его взгляд, нахмурился, выждал тишину.

— На западной границе заповедника, — начал он негромко, доверительно, — строится рудник. Вы, конечно, все об этом знаете, знаете и о том, что рудник этот очень важный, — поднял вверх указательный палец и подержал его так, и помолчал, давая возможность осмыслить услышанное. — Но там сейчас, как бы это выразиться, прорыв… И вот строители обратились к нам с просьбой помочь им. Нужны вальщики со своими пилами. Я был в районе на активе, пообещал товарищам. Так и заверил, что людей дадим. Выручим.

— А надолго туда? — спросил кто-то.

— На недельку, от силы на полторы. Конечно, тем, кто останется, придется немного поднажать. Обслуживать по два обхода. Это трудно, но я думаю, справимся. — Дмитрий Иванович пытливо оглядел зал. Было тихо. Совсем тихо, даже Трофимыч не шуршал своим карандашом — замер. — Полторы недели, — продолжал Дмитрий Иванович, — это не так страшно. Зато, если мы окажем помощь, и заповеднику будет польза. Рудник нам кое-чем поможет.

— Чем? — выкрикнул одинокий голос.

— Материалами. У них и кровельное железо есть, и шифер. А это, как вы знаете, дефицит. Многие из вас жалуются — текут крыши. А кровельного материалу у нас, — развел руками, — кот наплакал.

— Жести бы надо. Ларь обить, а то — мыши! — подал голос Гаврила Афанасьевич.

Мужики добродушно засмеялись, но тут же и сами стали называть другие свои нужды: бензина надо, стекла оконного.

— Все будет, — успокаивал Дмитрий Иванович. — Может, даже запасные части к трактору достанем, если, конечно, найдем с рудником общий язык. Соседи они богатые, с ними надо быть поближе. Так что, может, добровольно кто желает поработать на валке леса? Поднимайте руки.

Руки тут же поднялись, и Трофимыч принялся записывать. Многих записал. И когда Рытов тоже медленно поднял руку, кончик карандаша Трофимыча клюнул листок бумаги, да так и замер. Бухгалтер поднял голову, повернулся к Глухову, жестом спрашивая, как быть.

— Вы что, Рытов, тоже хотите на валку? — иронически спросил Дмитрий Иванович.

— Нет, у меня вопрос. Сколько людей вы хотите послать?

— Человек пятнадцать.

— Много. Помочь руднику, конечно, надо. Никто не спорит. Но отдавать сразу половину лесников — это я не знаю… Зачем крайности, Дмитрий Иванович. Послать человек пять-семь.

— Зря вы паникуете, Рытов, — досадливо перебил его директор. — За неделю-полторы ничего у нас тут не случится. Каждый возьмет еще по обходу — только и всего. Ну, поднажмут наши лесники. Ничего тут страшного не вижу.

— Нет, Дмитрий Иванович, — Иван упрямо мотнул головой. — Время сейчас неподходящее, чтобы заповедник так оголять. Посылать надо человек пять-семь. Не больше.

Руки опустились.

— Время как время, — пожал плечами Глухов и посмотрел на главного лесничего, который сидел, насупившись, не глядя в зал. — Матвей Матвеич, как вы смотрите? — в голосе Глухова теплилось ожидание.

Матвей медленно поднялся, пригладил ладонью жесткие волосы.

— Рытов-то, однако, прав, — сказал он со вздохом и обвел глазами мужиков. — Попроси у нас людей в начале мая или поздней осенью, в дожди — одно дело, а сейчас — другое. Сушь стоит, мужики. Тайга как порох… — обернулся к директору. — Вы, Дмитрий Иванович, человек у нас еще новый, не знаете, а лесники соврать не дадут. Года не проходит без пожаров. Это как напасть какая. Каждый год тушим. Сухие грозы. Так что лесничего в этом я поддерживаю. Выделим семь человек, и то помощь.

— Правильно! — выкрикнул Тихон. — А там, на руднике, передайте, что больше послать не смогли. Они поймут!

— Голосовать! — кричали из зала.

Дмитрий Иванович усмехнулся.

— Не надо, — сказал он устало. — Не колхозное собрание. Вы одно поймите, — глядел на Тихона, — мне самому ничего не надо. Для вас стараюсь. Чтобы вам лучше было.

— Которые записались лишние, то как? — спрашивали с мест.

Отмахнулся.

Задвигались скамейки. На задних рядах уже курили. Мужики повалили на улицу, но расходиться по домам не спешили. Так и стояли кучей, проводя еще одно, теперь уже неофициальное собрание.

Иван собирался на работу молча. Раздраженно стряхнул с ног комнатные тапочки, купленные Тамарой, опустился на лавку у порога, нашарил под ней шерстяные носки. У одного оказалась протертая пятка. Раньше бы этому особого значения не придал, сам бы заштопал, а тут и заштопывать не стал. Сунул ноги в резиновые сапоги, притопнул.

«Вот она, забота», — злясь, подумал он.

— Ребенка разбудишь, — сказала Тамара бесцветным голосом, не оборачиваясь к мужу. Она стояла у окна, скрестив на груди руки. За стеклом было серое, выжженное зноем небо. Жидкие клочковатые облачка висели над озером, размывали даль, кутали вершину Громотухи, отчего гора казалась выше, чем есть.