Григорий Ершов - Холодные зори

Никак не соглашалась старуха и с тем, чтобы на ее трехногом столе в Маринкиной комнате установить ручную швейную машинку, которую на другой день, как только открыли магазины, Григорий привез и подарил сестренке. Но не прошло и недели со дня отъезда Григория, как не только Маринка, но и старуха поняла, сколь ценен его подарок. Ей и платье не одно уже было перешито швеей-жиличкой, и салопчик с припуском на будущую полноту; а сколько белья перестрочено, перекроено, и сделалось оно будто вновь купленное, так что и стелить расхотелось — опять все ушло в бездонные кованые московские сундуки.

Девушка живет скромная, строгая, ласковая, работящая. Одно плохо: не напомни, так, лба не перекрестив, и начнет жевать, что на стол поставлено, благо не привередлива в еде.

Но разве на нее обидишься, если теперь и киот в гостевой комнате украшен ловко сделанными бумажными цветами ландышей, и из-за икон в другой комнате повсюду весело глядят розы — пунцовые, темно-палевые, бледно-розовые, с блестящими зелеными листочками.

Однако Маринке с ее больными ногами ездить отсюда к Постникову пассажу, куда она не без труда устроилась швеей, было более чем неудобно. Но ей вновь повезло. Познакомилась она в мастерской с молоденькой барышней, богатой заказчицей Лизой Нижайской, и та пригласила ее к себе домой, совсем недалеко от мадам Аннет, на Ильинке. Усадила ее Лиза пить чай по-московски и угощала сразу из пяти не то шести вазочек душистым вареньем из полевой клубники, сладким и очень вкусным вишневым, айвовым, с кислинкой, прохладным, хорошо утоляющим жажду, из крыжовника, росшего тут же во дворе, ну и, конечно, нежным земляничным, а также тяжелым, бросающим в жар малиновым и особенно хорошо сваренным из китайских, с крупную горошину, специально подобранных яблочек.

Как ни отказывалась Маринка, Лиза принудила ее откушать каждого. К концу чаепития шесть розеток со всеми шестью опробованными ею вареньями стояли перед гостьей.

И вот тогда, совершенно неожиданно, сама хозяйка сделала Маринке очень выгодное предложение.

— Вы такая ловкая мастерица и такая милая, скромная девушка! — воскликнула она. — Мы с мамой были бы вам признательны, Мариночка, если бы вас устроила свободная на целые полгода комнатка нашей Дуси. Я с вас ничего за комнату не возьму, будете разве тут же принимать от меня, моей мамы и ее подруг заказы и проводить примерки, а шить в мастерской у своей хозяйки мадам Аннет.

— Очень вам благодарна, — искренне обрадовалась Маринка. — Только вот заказы принимает в мастерской лишь сама мадам.

— Это пустяки. Я забегу к ней и обо всем договорюсь. Конечно, все расчеты, как всегда, будем вести с нею.

К вечеру того же дня молодая швея переехала со всеми своими вещами к Лизе.

Не знала Маринка о главном: ради чего вдруг Лиза предложила такую райскую жизнь почти неизвестной ей девушке из провинции.

Маринка устроилась в крохотной комнатке с маленьким окошечком. Стояла там лишь узкая деревянная кровать, на которой она спала, хозяйская швейная машинка с ножным приводом да маленький столик в углу с одним венским стулом. Но Маринка была счастлива.

Здесь к ней никто не приставал с молитвами. Утром уходила рано и дома ничего не ела. Вечером Лиза приглашала к себе пить чай.

— Лизонька, родная, можно я буду только с вишневым? — взмолилась Маринка.

И начались визиты.

— Милочка, Лизонька, я на одну минутку, — щебетала ее подружка.

— Познакомься, Нинуся, это Маринка, она мастерица от мадам Аннет.

— Боже мой, как это кстати. Сшейте мне что-нибудь экстравагантное, самое-самое модное. К Ильину дню сможете?

— Я не беру заказов, сударыня.

— Жаль, очень жаль! Впрочем, я попрошу мадам Аннет. Она вам поручит. Не откажите, милочка. Я еще забегу.

А потом заходила Лизонькина маман.

— Располнела что-то сразу, старею, видно, доченьки.

И Маринка вечерами усаживалась подпарывать, выкраивать, вшивать клинышки в одно платье, затем в другое, а там появилась необходимость перешить Лизин выходной костюм. И так почти каждый день до ночи.

А рано утром надо бежать в мастерскую к мадам Аннет. Здесь дела были посложней. Получили заказ фрейлины ее величества. По парче сложная вышивка золотом. Мадам Аннет такой жирный кус упустить не могла. Это было выше ее сил. А золотошвеек раз-два и обчелся.

— Миль родна Магын, — коверкая ужасно русский язык и при этом по-французски грассируя, обратилась, мадам к Маринке, — надо бить мастерство всем гуки.

С тем и дала работу — шить золотом по парче. Усадили ее в одном ряду с золотошвейками, те показали, посоветовали, дали кусок парчи, нитки золотые и рисунок несложной вышивки. Начался каторжный труд. Скудный свет, тесная, душная мастерская, с утра ни маковой росинки во рту — и такая адова работа, без навыка, без привычки. Однако девушка сметлива была и ухватиста в любой работе. Через месяц-другой она шила наравне с опытными золотошвейками. Правда, на ее долю доставалось шитье особо нудное — длинные, во все полотнище, золотые фигурные строчки — лепесток, жгутик, кантик или однообразная длинная, в линеечку, ветка мирта и вензель в виде геральдического орла или грифона.

А сколько навышивала она разных причудливых крестов, звездочек, таинственных знаков зодиака! Необычайно трудным оказалось все это выделить на безукоризненно ровной прямой строчке, будь то подол, борта, обшлага, карманы или воротники самых разнообразных форм.

Слезились глаза, похрустывали суставы пальцев, разламывалась от усталости спина. Работали с утра до темна, с перерывами на еду. Маринка приходила с утра голодной, и, когда время приближалось к обеду, в глазах стояли синие и красные круги. Второй раз ела вечером: стала приготовлять хлеб, воду, луковицу, кусочек сала, и ела одна в своей комнате перед сном.

Как и прежде, весь вечер она должна была еще гнуть спину на хозяев комнаты в благодарность за гостеприимство. В этом и состояла немудреная хитрость барыньки Лизы. Они отпустили гостить в деревню до зимы прислугу, сами вели хозяйство. Зато Маринка теперь должна была взять на свои плечи всю заботу об их нарядах. Принимала она участие и в уборке квартиры. Только мыть полы нанимали бабу — жену дворника.

Но мадам Аннет пронюхала, что Маринка работает вечерами не на нее. И поселила золотошвейку в своих «номерах». В тесной полутемной каморке получердачного помещения, здесь же, в Постниковой пассаже, каким-то чудом размещалось пять-шесть солдатских коек с жесткими вонючими матрацами, в которых кишмя кишели клопы. Под кроватями хранилось все личное имущество владелиц «номеров». Белье выдавалось хозяйкой. Раз в три недели его меняли. К этому времени оно становилось совершенно грязным и жеваным. Самим постирать белье было негде. Еле управлялись со стиркой и сушкой нижнего носильного белья. Это делалось на кухоньке, которой пользовались все обитатели пяти таких «номеров». Там всегда шла стирка, а под потолком на веревках обычно сушилось чье-нибудь белье. Труднее было гладить. Создавалась такая очередь, что, раз ухватив единственный утюг, норовили перегладить все свое да еще прихватить кое-что из наиболее срочного для девушек из своего «номера».