Игорь Муратов - Окна, открытые настежь

— Я, брат, все знаю, — пронизал его Волобуев ироническим взглядом, — в последних известиях по радио передавали: так, мол, и так, гражданин Крамаренко собирается одолжить у приятеля на обозначенный в расписочке срок… — и Волобуев назвал точно ту сумму, которую просил у Крамаренко Богданчик.

— Так вот, — продолжал Волобуев, — без гарантий я тебе таких денег не дам. А начнешь строиться — договоримся, что каждый месяц будешь на мой участок подбрасывать стройматериалы. Пусть лежат. Я до лета их пальцем не трону, слово джентльмена — закон. Рассчитается с тобой Богдан Георгиевич, отдашь мне деньги, забирай все себе, да и строй на здоровье домину.

— Путаешь ты что-то, Хома, — наморщил лоб Крамаренко. — Ну, возьму я у тебя эту сумму и Богдану отдам… А материалы покупать за какие коврижки?

— Часть со стройки организуй, а часть — за наличные… Неужели дети не дадут на такое благородное дело? Это ведь не что-нибудь, а на свежий воздух для матери! Или ты, может быть, собираешься сказать им об истинной цели? Я бы на твоем месте не впутывал в это дело семью. Да и Богданчик рассвирепеет, если узнает, что ты такие щекотливые вопросы решаешь в духе демократии.

— Я еще с ума не сошел, — испугался Крамаренко, — кроме тебя, ни одна душа не должна знать.

— Вот и правильно, — похвалил Волобуев, — здесь нужен, голуба, риск. Без риску до смерти на мели сидеть будешь. А ты хочешь так, чтобы и меду из улья наесться и чтоб ни одна пчела не укусила. Не выйдет!

Тоненькая девчоночка в синем халате выскочила навстречу Виталию из дверей центральной лаборатории и запела на какой-то легкомысленный мотивчик:

— Сама придумала? — спросил Виталий.

— Нет, это наш эстрадный ансамбль поет, — ответила она, — разве не слыхали?

— А на слова Кошкина никто не поет? — не без ехидства полюбопытствовал Виталий. Он вспомнил, что вчера Женя ему в пику сказала: «Кошкин написал с известным композитором песню о дружбе с Народным Вьетнамом и на конкурсе городской газеты получил премию».

— Не поют! — на ходу крикнула девушка. — Она скучная!

подпрыгивая на ходу, пела девчонка, отщипывая кусочки от булки, торчавшей из кармана.

Последние слова ее песенки имели некоторое основание: по заводу ходили упорные слухи, что если с честью будет выполнен вьетнамский заказ, то лучших производственников премируют туристскими путевками во Вьетнам со скидкой за счет завкома.

В клубе, на литкружке, куда Виталий зашел после смены за Женей, он тоже услыхал о Вьетнаме. Последний месяц весь завод жил Вьетнамом. На станках у отличников производства рядом с нашими флажками появились вьетнамские.

Виталий пришел почти к концу занятий и удивился, услышав, что Жаклина, электрик из их цеха, читает стихи. Он понятия не имел, что Жаклина сочиняет стихи. Вот в том, что она хороший электрик, он убедился. Полгода назад на его участке произошло очень каверзное замыкание, так называемый «пробой на землю». Спасать положение прибежала Жаклина. Виталий посмотрел на ее маловнушительную внешность и потребовал, чтобы немедленно прислали кого-нибудь более опытного. Жаклина молча проверила каждый контакт клеммника в электрошкафу. Через семнадцать минут она уже нашла место, где пробивал электроток, и устранила замыкание…

А еще Виталий знал, что Жаклина немножко влюблена в него: всегда при нем заливается краской и сразу же хорошеет.

Увидев Виталия, она чуть было не убежала с трибуны, но кое-как овладела собой и дрожащим голосом продолжала:

«А ничего, — подумал Виталий, — несмотря, как говорят, на отдельные недочеты. Конечно, «пою» и «храню» — не роскошная рифма, но главное — искренне».

Кошкин декламировал в своем стиле. Его опус кончался так:

Виталий сделал каменное лицо, и Женя успокоенно отвернулась от него. А вот с прозой произошел небольшой конфуз. Шофер из автотранспортного цеха принес новеллу. Никто не успел ее прочитать — кружок парень раньше не посещал. Первую же фразу присутствующие встретили дружным хохотом:

«…Партизанский отряд имени Хо Ши Мина пробирался на лыжах сквозь дремучие джунгли»…

— Вот опять мы в трамвае! Просто ужас, если подумать, сколько времени мы тратим на трамвай!

— Это, Женчичек (Виталий тоже теперь иногда называл ее, как Борис), зависит от того, как смотреть на вещи. Ведь можно сказать совсем иначе: «Вот и опять мы в трамвае. Опять вместе. Как это замечательно — мы так долго будем ехать с тобой в трамвае!» Садись. Вон есть место.

— Не хочу. Помнишь, мы так же держались с тобой за один поручень. Это было перед тем…

— Как купить Диме электробритву!

— Эх, ты! Перед тем, как ты сказал, что любишь меня!

— С того времени я обожаю электробритвы, хотя бреюсь обычной… Смотри, уже площадь Руднева. Ты сейчас очень красивая.

— А ты всегда красивый. В тебя все девчата влюблены. И эта Жаклина, что читала сегодня стихи… Думаешь, я не заметила, как она покраснела, когда тебя увидела? Она, кажется, электрик у вас в цехе?

— Да. Толковая девчонка. А я не знал, что она пишет стихи.

— А если бы знал, влюбился бы?

— Чудачка! Разве могу я отвечать всем на их чувства?

— Ого! Да ты у меня хвастунишка! К сожалению, ты не преувеличиваешь… Не представляю себе девчонку, которой ты бы не понравился. Ничего не поделаешь: счастливое единство содержания и формы.

— Хватит тебе!

— Нет, я серьезно. Даже твои хлопцы… ну, те, что из твоей бригады… Они тоже все в тебя влюблены.

— Какие глупости! Просто я кое в чем разбираюсь лучше, чем они. И годами постарше. Что ни говори, демобилизованный воин.

— Я наблюдала, какими глазами смотрел на тебя Жора, когда ты рассказывал что-то об армии, о том, как ваша часть спасала рыбацкую деревню во время наводнения…

— Здравствуйте! Так это же вся часть, а не я.

— Не кокетничай, пожалуйста. Кокетничать скромностью — худшая нескромность.

— Ну хорошо. Пусть будет по-твоему: все живущее на нашей планете пребывает в постоянном состоянии влюбленности в меня, испытывая авансом чувство ревности к марсианам.