Семен Журахович - Шрам на сердце

Ольга вынула из кармана листок бумажки, который взяла из дому на всякий случай, попросила на минуту карандаш у какой-то женщины и написала: «Палата 5. Рубчаку от старых знакомых». Ждала довольно долго, пока подошла очередь. Санитарка окинула ее внимательным взглядом с ног до головы, буркнула: «Посидите» — и пошла, загородив вход табуреткой.

Сидела прислонившись к стене. Десятки голосов сливались в общее гудение. Поблизости кто-то плакал. У дверей целовались. Ольга дернула воротник, ей стало душно.

— Вам нехорошо? — спросила девушка в белом халате, вышедшая из белых дверей.

— Нет, нет, все в порядке, — Ольга нашла в себе силы улыбнуться. — Устала.

В этот момент услышала голос санитарки:

— Кому записка от Рубчака?

Кинулась вперед и схватила протянутую над головами бумажку. На ней большими буквами было выведено: «Благодарю! Кто???»

Ольга шла и улыбалась уже не деланной улыбкой, а от души. «Кто?» Три вопросительных знака.

Первый шаг сделан. А завтра или послезавтра она с ним встретится и скажет. Что скажет? Тут уже не три, а тридцать три вопросительных знака…

— Оказывается, Рубчак в больнице, — этими словами встретил ее Сахновский.

— Откуда ты знаешь? — вскрикнула она нервно; все ее планы могли рухнуть.

— Добрые люди сказали. В больнице…

— Ты, кажется, обрадовался… — ляпала что попало, только бы скрыть свое беспокойство. — Человек в больнице, а ты…

— Рад, что нашел его, — с нажимом сказал Сахновский. — Завтра же пойду.

— На завтра нам назначена консультация у профессора, — спохватилась Ольга. — Завтра никак нельзя.

— К чему эта консультация? — скривился Михайло.

— Что значит «к чему»? — переборов себя, мягко сказала она. — Михо, ты же не маленький… Другие месяцами к нему добиваются. А тут нам идут навстречу. Хотя бы из уважения к этому человеку, которому мы так обязаны.

— Ну хорошо, — уступил Сахновский. — Не понимаю только, чего ты разволновалась?

— Нет, нет, все хорошо.

«С моим Михайлом скучать не будешь…» — подумала Ольга, уже немного успокоившись. — Надо ж такое? Но как он-то разузнал про Рубчака?

— От кого ж ты узнал? — спросила.

— О, целая история! — Михайло стал рассказывать про старого коллегу, которого случайно встретил.

Делала вид, что внимательно слушает, даже головой кивала, а все время думала о своем: завтра должна поспеть и на консультацию, и к Рубчаку.

Из поликлиники возвращались в приподнятом настроении. Профессор сказал: «Я доволен вами. Все идет нормально». Он смотрел на Сахновского, как смотрит мастер на свою работу, что потребовала больших усилий. «Редкостный случай, — продолжал профессор. — Выбраться из такой передряги не каждому удается. Вы родились под счастливой звездой».

Сахновский щурился, чувствовал себя подопытным кроликом, но вынужден был выслушать уже хорошо ему известные поучения. Режим. Не переутомлять мозг. Свежий воздух. Легонькая — на первое время — гимнастика.

— А еще… — Профессор скупо улыбнулся. — А еще, насколько я понял ваш характер, посоветовал бы вот что: не принимайте слишком близко к сердцу то, что кажется вам якобы несправедливым.

— Что он еще сказал? — допытывалась Ольга.

— Я ведь тебе выложил каждое его слово. Теперь прибавлю свое: все хорошо и время думать о работе.

— Михайло…

— Погоди, — нахмурился Сахновский. — Я знаю, что говорю. Пора. Но куда? В «Каналстрой», сама понимаешь, я не вернусь.

— Нет, нет! — испугалась Ольга. — Об этом не может быть и речи.

— Вот именно. Значит, надо искать, и не первое попавшееся, а настоящее.

— Но подумай, Михайло, — стала просить Ольга. — Новые люди, новая обстановка. Какая нагрузка!

— Понимаю. Однако сидеть дома…

— Полгода хотя бы. Наберешься сил. Отдохнешь от всего.

— Какой отдых?.. — уже раздраженно бросил Сахновский. — В четырех стенах?.. Бездумное существование.

— Тебе плохо со мной? — грустно промолвила она.

Сахновский посмотрел на нее и рассмеялся:

— Сугубо женская логика. Так повернуть разговор… Отныне каждое утро и каждый вечер буду выкрикивать: как мне чудесно с тобой, Оля! Хорошо? А относительно работы завтра посоветуюсь с Рубчаком.

Ольга, услышав это имя, замолкла.

Дома сказала мужу:

— Полежи, отдохни. А я побежала. Мне пора… Дела, дела…

«Как же мне с этим Рубчаком разговаривать?» — в сотый раз спрашивала себя.

А тут еще жди автобуса. К остановке подходили и подходили люди: «Как долго! В чем дело?»

Рывком пошла вперед и чуть не перед каждой машиной поднимала руку. Какой-то частник наконец остановился, открыл дверцу и молча кивнул головой.

У входа в больницу стояла женщина с расстроенным и страдальческим лицом.

— Сегодня не впускают, — сказала она Ольге.

— Как? Почему?

— Четверг…

— Ну и что? — Не ожидая объяснений, Ольга постучала в дверь.

Послышалось металлическое звяканье, половина массивных дверей двинулась на Ольгу и остановилась. В просвете появилось разъяренное лицо санитарки.

— Чего грохочете? — закричала она. — Порядка не знаете? Смотрите! — и ткнула пальцем в объявление, прибитое сбоку.

— Я приезжая, мне срочно… — Голос сорвался, так как неумолимые двери с грохотом закрылись.

— В четверг и во вторник не пускают, — сказала женщина, что стояла рядом.

Теперь и у Ольги стало такое же расстроенное и страдающее лицо, как у той женщины.

— Сюда, сюда, — услышала она, но не повернула головы; никто не мог ее звать ни сюда ни туда.

— Идем, — сказала женщина, стоявшая рядом.

Ольга увидела пожилого человека, который махал им рукой: сюда! А потом разглядела остальных. Люди стояли с обеих сторон решетчатой металлической ограды: с одной стороны посетители, с другой — больные.

Бросилась туда, попросила какого-то парня с перевязанной рукой позвать из пятой палаты Рубчака.

— Тут в каждом корпусе есть пятая палата, — сказал молодой человек. — Где именно?

— В терапии! — воскликнула Ольга, пережившая мгновение охватившего ее страха, потому что не могла сразу сообразить, о чем идет речь.

«Какая я стала нервная, — подумала она. — Можно ли так пугаться?»

Она не узнала его в выцветшей пижаме. Да он и заметно постарел.

— Ольга Васильевна, это вы меня звали? — спросил так непринужденно, словно они каждый день виделись. — Добрый день.

— Я, я… Мне очень нужно с вами поговорить. Ой, простите: добрый день! Мне очень нужно…

— Какой же разговор через забор? — сказал Рубчак. — Идите к входу.

Минуту спустя страшные двери распахнулись будто сами собою. Грозная санитарка свысока, но довольно миролюбиво бросила ей:

— Надо было сразу сказать, что к ним…

Вышли во двор, сели на скамейку, под деревьями. Ольга заговорила сбиваясь, глотая слова, то и дело вставляя: «Вы понимаете… Простите, может, что не так скажу…»