Юрий Селенский - Срочно меняется квартира

Целую навигацию просветитель, гид и организатор массового отдыха трудящихся преуспевал. Он покорял добродушных туристов ослепительной улыбкой, спортивной выправкой и разнообразными знаниями. Улыбка не подлежала ревизии, веселый нрав — тоже, а что он там мелет всепрощающим туристам — никто не контролировал. Разъезжая по городам и наскоро изучив путеводители, Сева нес потрясающую чепуху, умело вставленную в позолоченную раму достоверности.

В свободное время гид-просветитель содействовал Министерству торговли в установлении стабильных товаропотоков и выполнении плана товарооборота — если не по валу, то по ассортименту. В Горький он вез недостающую там воблу, а в Астрахань — картофель. В Казани его внимание привлекли дамские сапоги, а в Балашове — семечки. В Саратов можно было везти все. Этот город тем и славен, что он стоит не на Верхней Волге и не на Нижней, и поэтому пути стабильных товаропотоков зачастую минуют его.

Всю навигацию Сева Булочка учил туристов плясать польку-енку, надевал им на головы мешки и заставлял резать яблоки на нитках, водил хороводы, разучивал всем известные песни и делал все то, что делают все массовики-затейники со времен Очакова и покорения Крыма.

Великий злонасмешник, дедушка Крылов, прикинувшийся баснописцем, заметил в одной басне про стрекозу, что не успела она оглянуться, как зима катит в глаза. Когда зима замаячила на горизонте, гид-затейник, пошвырявшись в блокноте, как в кошельке, выбрал из множества женских и девичьих адресов наиболее подходящий и поехал погостить по приглашению к одной туристке-одиночке. У нее Сева и призадержался до следующей весны. Покидая гостеприимную хозяйку, по щекам которой струились ручьи слез, Сева так и не догадался, что всю зиму он пребывал в должности альфонса, что, впрочем, не учитывается в трудовых книжках.

Прежде чем вступить на стезю агента госстраха, жизнерадостный Булочка побывал еще на нескольких должностях, но, как говорится, не прижился. В последний раз его вышибли из авторитетной конторы за потерю бдительности. Он подсунул на подпись начальнику бумажку, в которой вместо слова «министерство» было напечатано «министерства». Это очень не понравилось ответственному лицу, и Сева с грустью прочитал еще один приказ о собственном увольнении.

Если читатель уже чувствует некую антипатию к нашему герою, то автор напоминает известные слова предусмотрительного Гоголя, который еще в прошлом столетии писал: «Очень сомнительно, чтобы избранный нами герой понравился читателям… А добродетельный человек все-таки не взят в герои. И можно даже сказать, почему не взят. Потому, что пора, наконец, дать отдых бедному добродетельному человеку, потому что праздно вращается в устах слово «добродетельный» человек; потому что обратили в рабочую лошадь добродетельного человека и нет писателя, который бы не ездил на нем… Потому что не уважают добродетельного человека. Нет, пора, наконец, припречь и подлеца. Итак, припряжем подлеца!»

Даже при всех симпатиях к классику автор не позволит нашему герою скупать мертвые души и вовремя покарает его с помощью добродетельных же героев. А теперь для сохранения сюжетной стройности повествования проследуем в следующую главу.

По утрам, когда хорошо выдрыхнувшиеся на ковриках собаки вытаскивают на прогулку своих заспанных хозяев, дворняги, ночующие где попало, уже успевают сделать множество насущно важных дел. Кроме утреннего туалета, состоящего из вечной борьбы с блохами, отведав метлы дворника и сорвав зло на таких же бездомных кошках, они начинают вечный поиск хлеба насущного.

Нынче хлеб лежит под ногами. Зажиточные хозяева породистых собак, не зная или забыв его цену, вываливают в мусорники не только ржаные ковриги, но и прокисшие торты вместе с коробками. Ан ведь собака пошла не та: что ей торт «Сказка»? Ей подай мосол, рульку от окорока, недоеденных цыплят.

По воскресным дням, прихватив с собой пучеглазую собачонку кисло-лимонного цвета, Дарья Беккер отправлялась на подпольную биржу. Капризная тварь в ошейнике и пикейном жилете путалась под ногами хозяйки. Она тянула поводок в разные стороны, без конца задирала ногу, брехала противным визгливым лаем, от которого очень страдал сопровождавший их Иван Иванович. Бездетная Дарья, любившая свою красавицу Бижу, позволяла ей слишком многое. Вообразив, что ее собака чистых кровей, хозяйка постоянно пеклась о ее здоровье и благосостоянии. Бижу мыли шампунями, она питалась по диете и жила по режиму, разве что ей не измеряли кровяное давление, как некогда прославленной в космосе Лайке.

Больше всего Дарья гордилась именем своей фаворитки. «Бижю, — говорила она несколько в нос, дергая за поводок эту занудную, бесхвостую варежку, — ты шалишь, детка». Такая же хмурая сквалыга, как и сама Дарья, ее подруга по очередям, биржам и барахолкам Ада Евсеевна уверяла, что Бижу по-конголезски — любовь. Французское слово «бижу», означающее драгоценность, было им обоим неизвестно, как имя Архимеда. Гордясь своей драгоценностью, хозяйка и не подозревала, что она всего лишь жертва случайного уличного романа между двух особей давно уже выродившейся породы.

Входя в троллейбус, хозяйка осторожно поместила собачку в сумку. Мощная Дарья любила вместительные сумки. Недаром же злоязычник из соседнего подъезда, лицезрея внушительные формы мадам Беккер, повторял одну и ту же фразу: «В годы нэпа о дамах подобного телосложения говорили: там, где брошка, — там перед».

Поводок от собаки влачился вольно, как кнут пастуха. Какой-то зазевавшийся шалыган, перед тем как захлопнулась дверь, выпрыгнул из троллейбуса. Ногой он угодил в петлю поводка. Поводок сработал, как фала, вырывающая кольцо парашюта. Драгоценность, взвизгнув, вылетела из сумки на мостовую. Дарья, взвизгнув еще сильнее, ринулась следом за собачкой. Водитель притормозил, пассажиры скалили зубы, кондукторша про себя нехорошо назвала Дарью. Шалыган, подрыгав ногой, освобождаясь от капкана-поводка, поспешил смыться, а настроение у Дарьи было испорчено.

Бижу наделала на асфальте лужу, куда большую, чем она сама, и ни с того ни с сего тяпнула за икру покорно стоящего рядом Ивана Ивановича. Дарья вновь засунула лимонную тварь в сумку, предварительно обмотав ее поводком, и проследовала пешком к следующей остановке. По пути она пришла к выводу, что, очевидно, Ваня-Иоан не врет, когда жалуется, что эта собачья крыса кусает его и за более чувствительные места. В хорошем расположении духа Дарья — порывистый ветер, в плохом — ураган. Именно с ураганом и столкнулся нос к носу Всеволод Булочка. В отличие от хорошо выспавшейся Дарьи, он за утро сумел сделать множество насущно важных дел и уже с час слонялся по толкучке, являвшейся заодно и квартирной биржей.