Юрий Селенский - Срочно меняется квартира

— Кто это — вы? Люди в белых халатах?

— Да, вся наша объединенная клиническая больница.

— А что, у вас все врачи пишут стихи?

— Нет, только больные. И профессор Марк Александрович Грумжимайлов тоже пишет. Вот! А ему уже за пятьдесят.

— Профессор Пирогов писал прозой, и удивительно образно писал о своем предмете. Кажется, скучища, а читаешь. До сих пор помню, что он войну называл травматологической эпидемией.

— Ну, Пирогов! Это когда дело было. А вот душевая няня показала мне стихи. У нее муж-монтер пишет. Ахнешь!

— Давай ахни! — попросил он. И она ахнула.

Пусть не ахает читатель. Что взять с монтера? Высокое напряжение, постоянный риск обязывают. Недавно один маститый ахнул в центральной газете и сообщил миру новость: он переселил пингвинов из Антарктиды в Арктику. Впрочем, и там и там — морозы, а пингвины не пришлют опровержения.

— Ну и какие же названия предлагают вашему объединению?

— Чепуха: «Бутон», «Тюльпан», «Цветик». Еще есть «Бригантина», но это старо…

— Да-с…

— А что ты можешь предложить? Издеваться легче.

— Я предлагаю — «Сарынь на кичку».

— А что это такое? Это когда морские разбойники — мазуры бегут на корму?

— Мазуры — это морские бурлаки, а разбойники на море — пираты. И бегут они не на корму, а на нос. Однако возглас «Сарынь…».

— Молчи, молчи. Пошел сверкать эрудицией, как сапогами.

— Тогда назовите свое объединение «Взвейтесь, соколы, орлами» или «Отраду старцам подадим».

— Ленька, не хохми! Давай всерьез!

— А, всерьез? Очень поэтично звучит — «Грута»!

— Рута? Так это было — «Червона рута».

— Нет, «Грута». Сокращенно — груда талантов.

— Перестань безобразничать. Опять за свое. Дня мирно не прожили… Не лезь в мои увлечения, сухарь.

— Нет, нет! Пожалуйста, увлекайся, только не профессором… как его, Грыжамайлов?

— А вот и увлекусь!

— Так ему уже за пятьдесят!

— Но и мне уже за двадцать!

— Понимаешь, кто-то, Наташа, сказал, что стихами надо переболеть, как корью в детстве.

— Ты хочешь лишить меня детства?

— Пойми, если это увлечение проходит своевременно, это — счастье. Но если оно продолжается всю жизнь, люди становятся или гениями, или графоманами.

— Я буду гением!

— Для того чтобы стать гением, иногда не хватает жизни, поэтому графоманов больше.

— Ах так?

— Ладно, ладно, ты — гений. И поэтому тебе — гениальное задание. И боевое. От меня и от деда.

— Еще чего придумали, союзнички?

— Я был у этого агента, Булочки. Он проявляется. Но за ним кто-то стоит. Кто? Со мной он на откровенность не пойдет. А с тобой может и проболтаться…

Старший брат погибшего таракана, воспользовавшись тем, что его заклятые враги заняты беседой, повел себя по-хамски, он залез на стол и зашуршал бумажкой от конфет.

— Он! — завопила Наташа.

Леня поспешно схватил шлепанец и трахнул им по столу.

— Ты с ума спятил? Грязным шлепанцем по столу.

— А что, таракан — чище?

Здесь мир едва не пошатнулся. По поводу того, каким способом ликвидировать тараканов, возникла небольшая перебранка, но Леня, помня наставления деда, пошел на уступки. Счастливая и молодая, путаясь в чулках, сапогах и еще каких-то доспехах, а также на ходу доедая сухую булку и дописывая что-то необходимое ей, собиралась на работу.

Пока наши герои спешат по своим будничным делам, мы заглянем в холостяцкую келью Севы Булочки.

Всю ночь Сева вдохновенно сочинял полугодовой отчет. Он со всей ответственностью отнесся к этому заданию. Изыскав множество материалов, он обильно иллюстрировал сухой текст сногсшибательными примерами, цифрами и фактами. Со ссылкой на официальные источники он сообщал, что в Японии на дверях многих квартир вешают специальные таблички: «Страховых агентов просят не беспокоить». Касаясь Бразилии, он утверждал, что там конкурентная борьба между страховыми компаниями достигла такого ожесточения, что сами владельцы их страхуются в других странах. С поразительной осведомленностью он указывал, что самые низкие заработки у страховых агентов в Саудовской Аравии, а охват страхованием — в заполярных районах Канады.

Словом, на семи страницах он препарировал состояние страхового дела в мире от полюса до полюса, на последней, восьмой странице бегло сообщил о делах насущных в родном городе.

Бессонная ночь не прошла даром. Начальник читал отчет с упоением. Потом вздохнул и задал вопрос:

— Это что?

— Отчет, обоснованный в социально-экономическом плане, — Сева ожидал от начальства похвалы и ласки.

— Обоснованный, говоришь?

— А разве это не заметно?

— Заметно. А в стихах обосновать не пробовал?

Сева обиженно вскинул голову, но начальник сказал добродушнее, чем обычно:

— Это диссертация, а мне нужен отчет. Полугодовой. Все, что ты затискал в семь страниц, умести на одной, а на остальных подробнее проанализируй работу нашего городского отдела госстраха. Впрочем, ты эти свои страницы не выкидывай. Сгодятся. Просто добавь еще страниц семь. И без этих, без ссылок на Мировой океан.

Сева потел еще одну ночь и к утру положил отчет на стол начальника, которому всегда желал скорейшего повышения по службе.

— Это уже что-то! — сказал начальник, бегло листая ночной труд агента. — Можно и подписать. Только вот это слово ты замени другим.

— А чем его заменишь, слово ясное — план.

— Поищи. Не найдешь — зачеркни его и потом напиши его же сверху. Понял?

Сева пожал плечами.

— Эту часть отчета перенеси выше по течению, а эту поставь ниже. Последний абзац выкинь совсем. Лишнее, впрочем, поставь в начало, там уместнее.

— Зачем это все делать? — возмутился автор.

— Объясню. Чтобы я видел, что ты работаешь. А ты видел, что работаю я. А не так, щелк — отчет готов. Работать надо, Булочка, понимаешь? Ты поставь себя на мое место. Не ты мне, а я тебе напишу отчет, так? Я прихожу, кладу отчет на стол, ты читаешь и подписываешь, без правки и замечаний. Что я о тебе должен подумать?

— Вы подумаете, — быстро сообразил Сева, — какой хороший новый начальник!

— Врешь, Булочка! Это я вслух так скажу. А про себя подумаю: во дурак! Зачем он здесь сидит? Что не напишешь — все подмахивает. Таким образом, само пребывание на посту теряет всякий смысл. Логично?

— Нет, — проявил неуместную настойчивость инструктируемый, — я буду рад. Буду думать, какие у меня хорошие сотрудники. Это я их так воспитал, с ними легко работать. На них можно положиться.

— Не спорь. Иди переписывай. Надо. Понимаешь?

— А давайте, правда, поменяемся местами. Сейчас же? Я не заставлю вас зачеркивать слово и писать его вновь?

Начальник посмотрел на Севу долго и странно. В его взоре не было ни гнева, ни радости, ни любопытства.